Ох уж же эта сумасшедшая ночная жизнь! Кофе на ночь! Целая турка на две ведьмы! Дикие магические танцы у магического костра!
Но вольности вольностями, а высыпаться тоже нужно.
Я собираюсь прекрасно себя чувствовать
к завтрашнему дню и всё преодолеть.
Какая соня, посмотрите на неё! усмехается Гуня.
Тролль оказывается прытким (большим) малым, и ложится рядом, позволив себе приобнять меня. Так теплее и уютнее, хотя и не уверена, что греет тролль, а не пламя. Ведьма устраивается напротив, шёпотом произносит какой-то заговор и улыбается мне:
Ставлю петуха, чтобы не проспать.
О, поставь и мне.
Ладно!
Баран пыхтит в волосы, Крыс моет бочок у моего лица. Он вообще странное создание. Тело какое-то несуразное массивный зад, маленькая головка на горе жирка, покрытого рыжей шерстью, тоненькие лапки с пальцами, что так похожи на человеческие, острые аккуратные коготки.
Закончив с бочком, он начинает вылизывать хвост, но, заметив, что я наблюдаю за ним, морщится и чихает.
Что смотришь, Изольда?
Просто ты очень интересный, произношу я шёпотом. А что, нельзя?
Нет, рявкает он. Лучше скажи, что у тебя с драконом такое
Любовь, наверное, отвечаю я скорее, чтобы посмотреть на реакцию, чем что-то ещё и
Результат оправдывает ожидания.
Ведь Гуня, ещё не заснувшая, едва ли не подскакивает, Крыс прокусывает себе хвост, а тролль тяжело вздыхает.
Мне, говорю на этот раз серьёзнее, хотелось бы в это верить.
Прячу лицо в локте, подтягиваю к себе медвежью шкуру и сладко засыпаю, думая о Ледяном драконе и его взгляде.
Не смотря на магию Гуни, он смотрел лишь на меня одну.
Снится большая багровая кровать, золотистые волосы, раскиданные по подушке, рука на моём животе.
Раннее утро. Из приоткрытого окна доносятся звуки оживающего городка. Запах кофе и свежего, горячего хлеба. Мы живём над булочной, и это чудесно. Мой любимый спит рядом, от него веет теплом.
Но за всем этим скрывается что-то страшное.
Дни проходят так быстро, шепчет он, и сердце на родной голос отзывается болью.
Да, отвечаю так, будто знаю, о чём речь, хотя это не так
Я не наблюдаю со стороны, но и управлять телом не могу.
Не могу ничего сказать, ничего спросить.
Милый, знаю, что ты мой милый, но что происходит?
Мы должны наслаждаться этими мгновениями, шепчу я, поцеловав мужчину в висок, как и всегда.
Почему-то не удаётся заглянуть ему в лицо, всё вокруг такое расплывчатое
Триста восемьдесят семь раз, подумать только! усмехается он. Мы почти справились. Я так люблю тебя.
И мы целуемся жарко, долго, приятно до одури. И почему-то больно. У меня закрыты глаза, нет ничего, кроме близости, умопомрачительных ощущений, горячности чужого тела
Ты сможешь последний? шепчет он мне на ухо. Триста восемьдесят восьмой раз?
Я киваю, но по щеке отчего-то катится слеза.
Мой милый не замечает, он зовёт меня по имени, увлекая в изучение шёлковых простыней, но все слова расплываются, я не узнаю ни его, ни себя
И на этом просыпаюсь под чьё-то кукареканье прямо в голове!
Ай, подрываюсь, словно из воды выныриваю. Чего так громко?!
Да? усмехается Гуня. Она сидит у костра, сонная, но не соннее меня, расчёсывает чёрные волосы пальцами, жуёт мясо из моей сумки. Я уже привыкла.
Да, назвался другом, пои-корми теперь!
Тролль храпит рядом, Крыса нигде нет. Он вечно исчезает так же внезапно, как и появляется. Вечно чем-то занят. Помнится, вчера перед сном я хотела задать ему несколько вопросов, но во-первых, он был против, а во-вторых, я очень хотела спать.
Что тебе снилось, красавица?
От этого вопроса, совершенно обычно, по коже прокатывается волна будоражущих мурашек.
Я прикрываю глаза и улыбаюсь против воли, чувствуя, как розовеют скулы и кончики ушей:
А ведь и вправду снилось Я раньше никогда не могла запоминать сны. Другие да. Но мне казалось это сказкой.
Это ведь так просто, Гуня передёргивает плечом. Ты головой не ударялась?
Не знаю, легонько стукаюсь лбом о коленку.
Всё. Ещё. Помню. Этот. Странный. Сон.
Так что там было такое? Дракон, да? Ты помешана на нём?
Кем помешана? Прости, что? усмехаюсь неловко. Просто пытаюсь не упустить образ Мужчины. Я не видела его лица, но он мне очень нравился. Меня тянуло к нему. И он сказал, что мы делали что-то триста восемьдесят семь раз
У Гуни из рук выпадает кусок вяленого мяса, она пропускает бодрое, нехорошее словцо, прищёлкивает языком и повторяет:
Триста. Восемьдесят. Семь? За ночь?
Не совсем понимаю, о чём она.
Но вообще, было утро. Раннее утро. Оно было прекрасное, лишь слегка подпорченное будто ожидание беды Этот вкус сна до сих пор на губах. Помню, что почему-то плакала
Солоноватый вкус, а? ухмыляется
Гуня. Конечно, ты плакала, ещё бы! Милая, да любая мы заплакала после такого!
Он предложил, продолжаю я говорить, не слушая её, полностью концентрируясь на воспоминании, чтобы не забыть ничего важного, сделать что-то в последний раз. Триста восемьдесят восьмой. А потом были поцелуи и
Ааааа! кричит и пищит ведьма так, что подрывается с медвежьих шкур и баран. Ну какая же шаловливая маленькая
объятья, договариваю я.
И только сейчас прокручиваю в голове ещё раз всё, что сказала Гуня.