Но и на этот вопрос гоблин дал ответ! Как оказалось, почти все деньги, что сейчас хранятся в моём личном сейфе это подарки, что в восьмидесятых на моё имя переводили многие жители Магической Британии в благодарность за избавление от Тёмного Лорда. Вот тут я почти в прямом смысле застыл столбом и пару минут переваривал новости. Тебе, конечно, сложно оценить иронию, но соль в том, что все школьные годы я злился и психовал из-за собственной известности, а тут внезапно оказалось, что не будь её и после выпуска, я бы оказался гол как сокол!
Услышав такие новости, я закономерно спросил, куда же в таком случае подевалось наследство Поттеров. То есть, не то, чтобы я такой жадный, и мне было мало уже имеющегося, просто со всеми этими схемами и денежными потоками невольно начали закрадываться нехорошие мысли о нашем великом волшебнике, моём опекуне. Ну и удивился, конечно, чего уж таить. Но гоблин лишь презрительно оскалился. Да выдал, мол, банк строго блюдёт тайну своих клиентов, и рассказывать о делах рода уполномочены лишь его главе да наследникам. На мой же закономерный и вежливый вопрос:
А я кто тогда, по-вашему, Мерлин вас подери?!
Я лишь услышал:
А вы Гарри Поттер, избранный и герой ордена Мерлина, да и будет с вас.
После чего меня вежливо, но оперативно выставили за дверь. Вконец обалдев от таких новостей, я вернулся домой, где, конечно, тут же вывалил всю добытую информацию друзьям. Результатом нашего обсуждения стало два письма: Флёр Уизли, невестке Рона, которая работает в Гринготсе, а потому, как мы надеялись, могла объяснить нам гоблинскую логику, и Кингсли Брустверу, временно исполняющему обязанности Министра Магии и члену Ордена Феникса, с вопросом о том, в каком отделе его Министерства можно узнать о завещании родителей и познакомиться с делом Сириуса. Мне хотелось обелить его имя хотя бы посмертно, но, как объяснила мне Гермиона, без показаний живых участников тех событий инициировать пересмотр приговора можно лишь на основании процессуальных нарушений.
В ожидании ответных писем мы занялись другими делами. Рон убедил-таки меня подать документы в школу Авроров, так что мы усиленно готовились к вступительным экзаменам: учитывая, что из-за Битвы и предшествующих ей событий ЖАБА в этом году не сдал никто, Министерство выпустило декрет, что к профессиональному обучению в этом году допускаются все волшебники старше 17, сдавшие внутренние экзамены учебных учреждений, а ЖАБА при желании они могут сдать уже в следующем году. Гермиона сперва порывалась поехать-таки на седьмой курс в Хогвартс, но, посоветовавшись с деканом, подала документы на обучение в Мунго. Так что в итоге к экзаменам мы готовились все вместе.
Признаться честно, я не очень привык рассматривать себя в зеркале, так что первой проблему заметила Гермиона. Как-то на завтраке она вскользь заметила, что новый цвет волос мне очень идет. Рон заржал, а я искренне удивился. В протянутом подругой зеркальце отразилась моя удивленная физиономия с каштановой шевелюрой. Учитывая, что в парикмахерскую я сроду не ходил, заклятьями краски в меня никто не кидал, и мои волосы, сколько я себя помню, всю жизнь были чёрными. Причина изменений была непонятной. Присмотревшись, Гермиона с сомнением заметила, что и цвет глаз вроде как стал несколько иной. В тот день мы ещё какое-то время обсуждали мою внешность, да переключились на другие темы. Но с того момента я начал то и дело поглядывать в зеркало, с беспокойством уже и сам замечая постепенное изменение овала лица и формы глаз.
Так что, когда через пару дней в Косом переулке меня не узнал никто из случайных прохожих и даже парочка давних знакомых, я понял, что всё зашло слишком далеко, и аппарировал в больницу Святого Мунго. Там меня тоже не узнали и даже обозвали самозванцем, но в конце концов-таки согласились продиагностировать. В результате в крови обнаружились давние следы сильнейшего яда и противоядия (как, я понимаю, остатки яда Василиска и слез Феникса всё ещё со мной) в районе лба отголоски темного ритуала (ношение крестража не прошло бесследно) а на теле в целом полуслетевшие чары подмены. Последние с меня сразу там и сняли, после чего мягко выставили вон с рецептом
на комплекс укрепляюще-восстанавливающих зелий и напутствием больше не применять на себе столь сложное волшебство, пытаясь выдать себя за другого волшебника.
В результате в наш дом вернулся совсем не тот человек, что из него вышел всего несколько часов назад: другой цвет волос и глаз (вместо яркой зелени они стали грязно-болотного цвета) другие черты лица, более изящные кисти рук и родинка на тыльной стороне кисти, которой сроду там не было. Я сам не узнавал себя в зеркале. Что уж говорить о друзьях, что с трудом лишь после тщательного допроса поверили в моё столь разительное превращение. После моего рассказа о визите в Мунго умница Гермиона умчалась в библиотеку Блэков, где уже к вечеру откопала манускрипт с заклинанием личины или подмены, о котором говорил целитель.
Если верить найденному тексту, заклинание было довольно сложным и энергозатратным. Как правило, его применяли для усыновления маглорожденных в качестве младших детей, дабы бывшие родители не узнали в подросшем сыне соседей своего пропавшего ребёнка. Сам автор считал такую практику милосердной, а вот Герм, маглорожденную по происхождению, такое назначение заклинания очень возмутило. Применяли заклинание к младенцам не старше одного года и так как на более взрослых оно уже не держалось. (Видимо потому в Мунго и сочли, что я шутки ради неудачно наложил его сам на себя).