От судьбы, сынок, не уйдёшь... Зара Фёдоровна перекрестилась, глядя в угол комнаты, где находилась икона и горела лампада.
Показался порт. Павел попросил шофёра остановить такси.
Здесь я сойду, сказал он. В переулке мой дом. Он тронул моряка за плечо: Спасибо, что подвезли!
Давай, курсант, достойно похорони мать, ответил моряк. Она этого заслуживает хотя бы потому, что вырастила такого парня, как ты. Отец небось на фронте?
А где ему быть, улыбнулся Павел. Он артиллерист, а эти люди сейчас на фронте нарасхват.
Вот здорово! Мой отец тоже на фронте и тоже артиллерист. На лице моряка засияла улыбка. Ну, будь, курсант, счастья тебе в жизни!
Спасибо, моряк! Вам семь футов под килем!..
Шпак торопливо шёл домой. Ещё издали он увидел во дворе людей. Подумалось, что мать ещё не похоронили. Люди расступились, и Павел поднялся на крыльцо. Первым, кого он увидел, был сосед Пантелей Иванович. Теперь он отрастил бороду и выглядел совсем старым. Увидев Шпака, он воскликнул:
Пашка, не ты ли прикатил, а? Пантелей Иванович взял его за плечи и слегка тряхнул. Вымахал ты в крепкого парня! Да ты, вижу, скоро станешь офицером. А вот твой батя Василий Иванович как в сорок первом был под Москвой старшиной роты, таким и остался.
Каждому своё, дядя Пантелей, негромко сказал Павел.
Он шагнул в комнату, посреди которой стоял стол, а на нём гроб. Подошёл ближе. Зара Фёдоровна лежала в гробу как живая, даже лицо розовое, словно мать спала. Гроб был убран, весь в цветах, и Павел вдруг понял, что прибыл сюда без цветов. «Ты уж прости меня, мама, я так спешил...» мысленно промолвил он. Наклонился к ней и поцеловал в щёку. Она была холодной и твёрдой, как кусок льда. Он не сразу заметил, что к нему приблизился
отец Люси Владимир Анатольевич.
Я боялся, что ты не приедешь на похороны, тихо сказал он. Война, думаю, не пустят парня...
Телеграмму вашу получил, спасибо за заботу, поблагодарил Павел.
Владимир Анатольевич стал рассказывать, как всё произошло. Как и предполагал Павел, у матери случился сердечный приступ. У неё в это время был Пантелей Иванович, он нарубил ей дров, затопил печку, на которой она пекла для себя хлеб. А когда сердце прижало Зару Фёдоровну, она попросила его вызвать «скорую помощь».
Пантелей Иванович позвонил мне на работу, и мы с Аней мигом примчались сюда, объяснил Владимир Анатольевич, всё ещё переживая случившееся. «Скорая» приехала, сделали укол, дали лекарство. Врач велел ей лежать, а если вдруг станет хуже, снова вызвать «скорую помощь». Мы с Аней были у Зары Фёдоровны до глубокой ночи. Потом Аня ушла домой, а я остался с Зарой Фёдоровной. В пятом часу утра ей стало совсем плохо. Я хотел было вызвать «скорую помощь», но она взяла меня за руку и тихо прошептала: «Не ходи... Я умираю...» Хотела сказать ещё что-то, но на полуслове умолкла. Я пощупал у неё пульс. Она уже не дышала... Умерла тихо и спокойно. Правда, ещё когда была жива, то наказывала, чтобы похоронили её рядом с могилой её матери, умершей перед самой войной.
Я так и сделаю, дядя Володя, глухим, чуть дрогнувшим голосом проговорил Павел, ощущая, как гулко бьётся сердце. А проститься с ней пришло немало людей...
Ясное дело, родственники, соседи, друзья по работе, согласился Владимир Анатольевич. Он посмотрел на свои наручные часы. К двенадцати ноль-ноль с завода, где она трудилась двадцать лет, приедет грузовая машина, и в час дня мы повезём Зару Фёдоровну на кладбище...
К ним подошли Пантелей Иванович и его жена Фрося. Пощипывая бороду, сосед сказал:
Я на кладбище не пойду, буду с женщинами накрывать стол для поминок. Как ты, Паша, согласен?
Согласен, дядя Пантелей, одобрил Шпак. Он достал из кармана деньги, которые приготовил на похороны, и отдал Пантелею Ивановичу. Тут семьсот рублей, купи всё, что надо для поминок. Не забудь взять водки.
Зачем? тряхнул бородой сосед. Моя Фрося уже прикупила у своей старой знакомой пять литров самогона. Ох и жгучий, чертяка! Из сахара первач. В магазине возьму шампанского и хорошего вина для женщин. Так что прямо с кладбища возвращайтесь сюда, стол уже будет накрыт.
Хорошо, дядя Пантелей. Павел пожал ему руку. Я так благодарен вам за помощь! Один бы я не справился.
Мы же соседи ваши, как можно не помочь? обидчиво промолвила молчавшая до этого Фрося. Чай, не чужие мы люди, ваше горе, Пашенька, оно и наше, добавила она.
Подошла Аня, жена Владимира Анатольевича. Она спросила Павла:
Люся осталась в Самарканде?
Хотела ехать со мной, но я отговорил, объяснил Павел. Она беременна, скоро должна родить, и отправляться в такую даль для неё рискованно: вдруг в поезде начнутся схватки, что тогда делать?
Аня одобрила его решение:
Ты, Павел, правильно рассудил. Долго здесь пробудешь?
Неделю, а потом обратно в Самарканд, ответил он. У нас, курсантов, скоро состоится выпуск, мы станем лейтенантами и поедем кто куда, сам я буду просить направить меня на фронт.
А как же Люся, да ещё с ребёнком? спросила Аня. Будет жить в Самарканде?
Мы с женой ещё не обсуждали, где ей жить.
Пусть приезжает в Саратов к отцу, у нас ведь три комнаты, места всем хватит. Или тебя что-то смущает?