И когда вы сделаете всё это? нетерпеливо прервал Сталин командующего.
В течение апреля, возможно, прихватим ещё пару недель, бодро проговорил Рокоссовский. Прочную оборону мы делаем так, чтобы в ней увязли фашистские танки, в том числе «тигры» и «пантеры». А их у фашистов на Курском направлении уже немало, товарищ Сталин. Об этом нам доносит разведка, а также показывают пленные немцы.
Откуда вы ждёте вражеский удар? поинтересовался Верховный.
Ожидаю, что враг ударит под основание Орловского выступа, который навис над правым крылом фронта, объяснил Рокоссовский. Там у вас на стене карта, взгляните, и вы увидите этот выступ. Я настолько в этом уверен, что создал плотную группу своих сил, здесь же намечаю разместить и основные фронтовые резервы.
Это же большой риск, товарищ Костин! громко произнёс Верховный, и слышно было в телефонной трубке, как он зачмокал, посасывая трубку.
Да, риск есть, и немалый, согласился Рокоссовский. Возражать вам, товарищ Иванов (псевдоним Сталина. А. 3.), не буду, потому как вы сами говорили, что успеха в сражении без риска не добиться. И потом мы тут в штабе фронта всё рассчитали, у нас должно всё получиться.
А если не получится? пробурчал Верховный.
Тогда секите мне голову! засмеялся в трубку Рокоссовский.
Советую вам ещё раз
всё взвесить и хорошенько обдумать, заметил Верховный.
Голос у него был всё такой же спокойный и рассудительный, что, безусловно, ободрило командующего. Та настороженность, когда зашёл разговор о риске, мигом исчезла, и на душе у генерала потеплело.
Чуть позже, продолжал Верховный, к вам на фронт выедет товарищ Юрьев (псевдоним Жукова. А. 3.) и тщательно проанализирует всё, что сделано войсками фронта на оборонительных рубежах. Скажите, а почему вы запретили эвакуацию мирного населения с Курского выступа? вдруг спросил Сталин, и в его голосе Рокоссовский уловил стальные ноты. Невольно подумал: «Уже кто-то наябедничал вождю, наверное, местное партийное начальство».
Но вопрос Верховного не вызвал в нём паники. Да, сказал Рокоссовский, на Курском выступе со дня на день могли начаться боевые действия, и советские и партийные организации Курской области, чтобы уберечь мирных жителей от опасности, хотели их эвакуировать, но он, командующий фронтом, решительно воспротивился этому. Почему?
Во-первых, я убеждён, что мы не позволим противнику окружить нас, чего бы это нам ни стоило, во-вторых, и это главное, эвакуация населения может отрицательно сказаться на боевом духе войск. Бойцы подумали бы, что если население эвакуируют, значит нет уверенности, что мы выстоим в сражении, значит отступим, а людей оставим на произвол судьбы. Тогда как у нас строжайший приказ ни шагу назад, стоять насмерть! Нет, я не мог пойти на это и запретил эвакуацию. И потом свой командный пункт я расположил в центре Курской дуги. Здесь рядом не только управление, штаб, но и все тылы фронта.
Сталин отозвался не сразу. После минутных раздумий он сказал:
Вы правильно всё сделали, но почему мне не доложили?
Если честно, не хотел вас тревожить по пустякам, ответил Рокоссовский.
Нет, это не пустяки! с горечью бросил Сталин. Впредь подобного прошу не допускать, иначе я накажу вас.
У Рокоссовского забилось сердце. Ему стало не по себе, и вовсе не от того, чем пригрозил Верховный, а от мысли, что впервые он услышал от вождя такие жёсткие слова, хотя прекрасно знал, да это видели и другие военачальники, что Верховный его боготворил.
...В 1941 году Рокоссовского тяжело ранило под Сухиничами. В ту минуту, когда начальник штаба генерал Малинин протянул ему на подпись приказ, рядом разорвался вражеский снаряд. Осколок прошёл между рёбрами и пробил лёгкое. У Константина Константиновича перехватило дыхание, он лишь прошептал:
Кажется, мне попало крепко...
Как на грех, главный хирург армии Воронцов был в отъезде. Первую помощь Рокоссовскому оказал местный врач, и он пришёл в себя. Это было рано утром. Было решено отправить командарма в Москву в госпиталь. Но думал он не о себе, а прежде всего о деле, которое было поручено ему как командарму. Своим соратникам он сказал, что необходимо обеспечить взятие Маклакова, за который войска 16-й армии вели упорный бой.
Не давайте врагу закрепиться, гоните его подальше от столицы, слабым голосом добавил командарм.
Когда Сталину было доложено о тяжёлом ранении Рокоссовского, он даже потемнел лицом.
В каком госпитале он лежит? только и спросил.
Ему объяснили.
Он вызвал Поскрёбышева и велел ему связаться по телефону с госпиталем и узнать, можно ли проведать раненого.
Можно, ответил Поскрёбышеву главный врач. А кто приедет?
Пока сам не знаю, слукавил Поскрёбышев и поспешил к Верховному.
Выслушав его, Сталин отрывисто бросил:
Готовьте машину, мы с вами поедем к товарищу Рокоссовскому. Надо его поддержать...
Ему уже сделали сложную операцию в Козельске и доставили в Москву на самолёте, сказал Поскрёбышев. Сейчас его состояние улучшилось.
«Никак я не ожидал, что Сталин приедет меня проведать, подумал сейчас Рокоссовский. А вот приехал и побеседовал со мной по душам. Такое разве забудешь?!»