Тихо шепнул он:
Марья Моревна!
Открыла глазок и закрыла.
Марья Моревна!
Опять открыла глазок.
Марья Моревна!
Другой.
Ох, как я долго спала! Кто это? Ах, ты Курымушка?
Странно смотрит, и страшно от этого. И уже хочет сказать Иван-царевич в ужасе: «У меня живот болит, не знаю, что делать».
«Надо, надо!» требует ночной голос. И падает маленький гость, как в «Отче наш», на колени:
Прости меня, прости меня, милая Марья Моревна!
Ну что ты, родной, что, милый мальчик? шепчет Марья Моревна. Иди сюда на кровать, ложись. Вот так. Ну что? Рассказывай все!
Про Кащея Бессмертного рассказывает Курымушка как он спустил его сегодня с цепи и что там уже есть заговор на нее отправить завтра к старцу, а старец и есть Кащей, и что он велел себе не упустить Марью Моревну, все рассказал, все тайны открыл, и даже как он во сне куда-то летал, и при людях это не удалось, и его засмеяли.
Не уезжай, не уезжай к старцу!
С улыбкой счастья глядя куда-то, кажется на эту картину прекрасной дамы с младенцем на руках, Марья Моревна сказала:
Милый сыночка, ты разбудил меня, и я тебе обещаю: никто никогда меня не возьмет.
Не поедешь завтра к старцу?
Зачем теперь мне к старцу ехать, я без него знаю, что мне нужно делать.
Неужели ты пойдешь в гувернантки?
И в гувернантки не пойду. Я всегда буду с такими, как ты, кто меня будет любить и звать, к тому я и буду ходить.
Я всегда тебя буду любить и звать.
И я всегда буду с тобой.
Тогда показалось Курымушке, будто кто-то третий тихим гостем явился сюда и стоит.
Кто это?
Кого ты видишь?
Вон, Голубой!
Ах, это уже рассветает. Спи, сыночка!
Но отчего же там голубое?
Это всегда так, весной на рассвете так голубеют снега.
Мне показалось, будто кто-то вошел.
Сыночка, спи, дорогой, ничего не бойся и не летай во сне без меня; может быть, когда-нибудь я научу тебя летать по-настоящему, и никто над этим не будет смеяться.
И все полетят!
Все, все полетят!
Куда же? В рай?
Какой тебе рай, это близко, далеко за рай в страны зарайские!
Где живут бобры голубые?
Там все голубое.
Сладко спит победитель всех страхов на белой постели Марьи Моревны. Тихий гость вошел с голубых полей. Несет по облакам светлого мальчика Сикстинская прекрасная дама. Гость пришел не один, с ним вместе с голубых полей смотрят все отцы от Адама с новой и вечной надеждой: «Не он ли тот мальчик, победитель всех страхов, снимет когда-нибудь с них Кащееву цепь?!»
ЗА СЕВЕРНЫМИ СКАЗКАМИ
Главным событием в жизни Пришвина гимназиста первого, класса был побег с двумя товарищами, им же соблазненными «на смелое дело», побег в «Азию страну золотых гор». Конечно, это было продолжением его детской сказки о стране счастливых, где не существует злого Кащея.
Путешественников изловили и доставили обратно «поехали в Азию, попали в гимназию», зло издевались над ними остальные мальчишки.
Шли 8090-е годы XIX века. Еще так недавно Чернышевский стоял у позорного столба, Достоевский у виселицы. Все взывало к совести молодых людей выйти на прямую общественную борьбу. Пришвин-студент уже член одного из первых в России марксистских кружков, он захвачен подпольной работой, он переводит и распространяет среди рабочих революционную литературу классиков марксизма. Из ранних дневников: «Самое счастливое, самое высокое было, что я стал со своими друзьями одно существо, идти в тюрьму, на какую угодно пытку и жертву стало вдруг не страшно, потому что уже было не «я», а «мы» друзья мои близкие, и от них как лучи «пролетарии всех стран». Чувство конца, и окружающей тебя мерзости, и своей неудачи: быт России, разлагается семейная жизнь, теряется всякий образ На пустом месте становится идеал общего счастья и мыслимая близость с несчастными всех стран «пролетариями».
Пришвин переводит книгу Бебеля «Женщина в прошлом, настоящем и будущем». «Никакой поэзии не было в книге «Die Frau und der Sozialismus», но для меня книга как флейта пела о женщине будущего», вспоминает Пришвин в конце жизни. Не случайно выбрал он именно эту книгу: ведь она была о самом заветном о детской Марье Моревне, или, как впоследствии он скажет, о его «физическом романтизме». Что это значит у Пришвина?
«Мне вспомнилась моя вековечная раздвоенность: позор «обыкновенной» любви и страх перед большой любовью. Еще мальчишкой в 20 лет я в этом сознался Маше (Марье Моревне из «Кащеевой цепи», о которой мы только что прочли. В. П.), а она мне на это, лукаво, как Джоконда, улыбаясь, ответила: А ты соедини».
Через отношение к Марье Моревне мальчик предчувствовал: есть в любви к женщине какая-то целостность, осуществление прекрасного. Впоследствии он узнал, что это в человеке называется старинным словом «целомудрие». Какое старомодное дедовское слово и сколько оказалось в нем содержания!
По существу, это началась в юноше борьба против разрыва на дух и на материю, разрыва, терзающего многие века сознание человека.
В конце жизни Пришвин пишет в дневнике: «Святость жизни акт соединения духа и материи воплощение и преображение мира. Творчество это непременно требует двух и называется любовью. Итак, любовь как творчество есть воплощение каждым из любящих в другом своего идеального образа. Любящий под влиянием другого как бы находит себя, и оба эти найденные новые существа соединяются в одного человека».