Потом я вижу еще одного жука в сопровождении мухи. История и здесь все та же. Впереди жук, за жуком муха, за
мухой ползу по земле я с фотоаппаратом и лупой в руках, за мной пристроился любопытный фокстерьер. Мухе же будто не терпится. Она бросается на жука, слегка ударяя его в грудь, отскакивает в сторону. Жук остановился, набычился, пригнул голову к земле, замер на месте, не шевелится. Муха несколько раз обегает его со всех сторон. Но видимо, такова у него тактика, инстинктивная защита от мухи, унаследованная от предков. Мухе надоедает притворство. Ее добыча должна непрерывно двигаться, а не торчать на месте. Она отбегает в сторону, возвращается и вновь отбегает. На этот раз совсем.
Наша процессия оказывается не долгой. Жук все еще неподвижен, муха улетела, собака заметила ящерицу и унеслась за ней, я возвращаюсь к биваку.
Солнце начинает основательно припекать, жуки прячутся во всевозможные укрытия, исчезают и их преследовательницы мушки, и мне пора к биваку.
Миновали знакомый бугор Каркаралы, за ним урочище «Деревянная нога». Здесь среди самого разнообразного хлама, оставленного геологами, я вижу лист железа размером с колесо автомашины. Посредине его круглая дырка, к ней снизу приварена небольшая трубка. Лист слегка приподнят над землей, не прилегает к ней плотно. Я поддеваю его палочкой и от неожиданности приседаю на корточки. Под листом аккуратное гнездышко размером с блюдечко. Снаружи оно сложено из грубых сухих травинок, внутри травинки тоньше, нежнее. В них вплетены волокна луба, очевидно принесенные с деревьев. Посредине уютного гнездышка лежит маленькое нежно-голубое яичко, с едва заметными коричневыми крапинками по тупому концу.
Я оглядываюсь вокруг: нет ли поблизости хозяйки гнезда. Но вокруг сухая, раскаленная жарой пустыня. Впрочем, могла ли строительница гнездышка им сейчас воспользоваться? К листу железа нельзя прикоснуться рукой, такой он горячий. И уж под ним в гнездышке, наверное, адская жара.
Осторожно я беру яичко в руки. Оно горячее и наполовину высохло, пустое. Так вот что произошло! Ранней весной, когда солнце еще не было таким жарким, дырочку в листе железа птичка приняла за норку. Под железом ей понравилось: и тепло, и сухо, и уютно. Вскоре она свила гнездышко, отложила яичко. Но когда предательский лист железа накалился, пичужка не выдержала жаровой камеры, бросила детище.
Яичко принадлежало каменке-плясунье.
Из колодца раздается чириканье птенчиков воробьев. Вскоре появился и один из родителей и, не смущаясь нашим присутствием, прежде всего деловито и основательно попил из нашего ведра воду.
Еще я увидел необычное скопление бегунков. Муравьи метались в величайшем беспокойстве. На голой земле виднелся вход в их гнездо. Из него мчались бегунки все в одном направлении, в него же навстречу спешили бегунки с ношей. Кто тащил большую коричневую куколку крылатой самки или самца, кто белую личинку, кто комочек яичек, а кто и сложившегося комочком муравья. Подобное мне приходилось видеть не раз. Как всегда в таких случаях, муравьи-бегунки принялись за дело со свойственной им поспешностью и энергией.
Следовало разыскать место, откуда происходило переселение. Оно оказалось недалеко, в 3 метрах от основного муравейника, в него вела всего лишь маленькая дырочка с едва заметным холмиком выброшенной наружу земли. У входа крутились несколько совсем крошечных бегунков. Они были явно растеряны, бросались из стороны в сторону, как будто не зная, за что приняться, что предпринять.
Из входа все время выскакивали муравьи-носильщики с добычей и деловито мчались к своему дому в главный муравейник. Иногда наружу появлялись муравьи, у которых брюшко было переполнено прозрачным содержимым настолько, что просвечивало насквозь. Муравьи-пузатики явно жители маленького муравейника. Они не убегали, не пытались скрыться, а будто ждали, когда носильщики их схватят за челюсти, чтобы покорно сложиться тючком для переноски. Ожидать им долго не приходилось. Из муравейника выбирались бегунки с комочками земли в челюстях. Как обычно, бросив недалеко от входа свой груз, они тотчас же спешили за очередной порцией земли. Никаких враждебных действий между муравьями различных жилищ не было.
Итак, во всем происходящем участвовали носильщики яичек, личинок, куколок и нянек, бегунки-крошки, бегунки-пузатики и бегунки, занимающиеся строительством.
Все это я показал своим спутникам, предложив объяснить происходящее. Но никто не мог высказать никакой догадки. Муравьиная жизнь так сложна и многообразна, что для расшифровки ее ежедневных событий требуется опыт.
Дело же мне казалось в следующем.
Молодая самка бегунков после брачного полета вырыла здесь каморку, замуровалась в ней, снесла первую партию яичек и начала
растить личинок, выкармливая их пищевыми отрыжками. Иногда она по принятому обычаю поедала самых маленьких личинок и так выкормила несколько своих первых необычно крошечных дочерей, самых первых помощниц. Они опора будущей семьи приняли на себя заботу по строительству жилища, и по уходу за матерью, и по воспитанию нового потомства. Эти необычно деятельные малышки и крутились, растерянные, у входа в жилище. Судя по всему, дела в молодой семье шли успешно, вскоре появятся и настоящие большие рабочие. Наверное, молодое гнездо разведали рабочие из главного муравейника и немало их примкнуло к процветающей молодой семье. Возник новый и как бы дочерний муравейник. Бывает, что от гнезда основного, или, как его называют, материнского муравейника, отъединяются семьи-отводки, они постепенно становятся самостоятельными и от них в свою очередь отъединяются новые отводки. Постепенно возникает подчас большое скопление содружественных и связанных узами родства муравейников.