Неожиданно меня вызвал дежурный.
Я сейчас вернусь, сказал я, уходя.
На третьем этаже у дверей моей комнаты стоял младший лейтенант с красной комендантской повязкой на рукаве. Увидев меня, он подтянулся, одернув края гимнастерки.
Товарищ гвардии подполковник, начальник караула младший лейтенант Рябцев явился с донесением.
Я только хотел спросить его, почему он так спешно и таинственно вызвал меня сюда, как лейтенант, пригнувшись ко мне, быстрым шепотом
сказал:
Происшествие случилось, чепе произошло
В чем дело?
Немца одного возле города выследил старика. Наши ребята заметили, где вчера ночью самолет кружил над лесочком у озера
Войдемте ко мне в комнату, там покажете мне на карте это место и доложите обо всем.
Плотно закрыв дверь, я подвел лейтенанта к карте и стал расспрашивать его.
Этот самолет кружил больше часа над лесочком. Ребята решили, что свой, на том и успокоились. А сегодня недалеко от того места ефрейтор Ильин в кустах немца обнаружил.
Что делал немец?
Стоял в кустах, прислушивался. Должно быть, почуял, что кто-то идет
Дальше.
Ну конечно, Ильин навстречу к нему пошел и стал кричать: «Хальт!» Немец остановился. Ильин к нему ближе. Вдруг старик как даст в него из пистолета, так Ильин на землю и свалился
Убил?! вскричал я.
Никак нет, вроде военная хитрость. А немец обратно в кусты и ходу. Ну, тут его рядовой Шарафутдинов и срезал.
Насмерть?
Наповал. В одно ухо вошло, в другое вышло, обстоятельно доложил лейтенант.
А где же был Шарафутдинов?
В дозоре, в кустах лежал. У нас такое правило: один ходит, другой в кустах ползет. В случае чего ошибок не будет.
Я и вижу, что без ошибки. От одного уха до другого, засмеялся я. Ну и что же дальше?
А дальше следует такая картина. Походили наши ребята к ним еще трое на выстрел подоспели, пошарили по кустам и нашли сначала саперную лопатку, потом ямку свежевырытую, а в ней фрицевский парашют
Где он? спросил я.
Пока там. Я возле ямки караул поставил и сейчас же сюда явился. Также и фрица приказал пока не трогать.
Молодец, лейтенант! Правильно поступили. Что нашли у убитого?
Карманный фонарик, записную книжку и вложенную в нее исписанную бумагу. Письмо вроде, протягивая мне аккуратно связанный сверток, ответил лейтенант.
Сейчас мы поедем туда. Кто-нибудь из немцев знает об этой истории?
Никак нет. Место глухое, кругом лес, и только посреди небольшая полянка. Дорога в стороне, немцев поблизости не бывает.
И отлично. Надо, чтобы бойцы навесили на рты крепкий замок. Понятно?
Так точно, понятно, товарищ гвардии подполковник!
Вы какое окончили военное училище? поинтересовался я.
Никакого, товарищ гвардии подполковник. За отличие в боях произведен в офицеры. Он помолчал и, хитро улыбнувшись, добавил: Уже пятнадцать дней.
Я пожал ему руку и пошутил:
Ну, если так пойдет дело, товарищ Рябцев, быть вам вскоре генералом.
И мы, смеясь, вышли из комнаты и спустились вниз, к поджидавшей машине.
Уже сидя в автомобиле, я вызвал из приемной старшину и предупредил его, что выезжаю ненадолго по срочному делу.
Прекратите прием посетителей до моего возвращения. Смотрите, старшина, в оба!
Есть, смотреть в оба! гаркнул Глебов, вытягиваясь во фронт.
Немец лежал, подобрав под себя левую ногу и раскинув руки. Я наклонился над ним. Несмотря на седые виски, он вовсе не был стариком, как назвал его лейтенант. Это был мужчина лет сорока с холеным, интеллигентным лицом, так не гармонировавшим с его грубой, рабочей одеждой.
Раздеть его! приказал я.
Под костюмом рабочего мы обнаружили тонкое шерстяное белье. На кальсонах стояло клеймо «Рим. Карачиола-Экстра». Странный рабочий в дорогом заграничном белье. Пальцы этого «труженика лопаты» были белыми, пухлыми, с хорошо отполированными ногтями. Я снова вспомнил «Штабс-капитана Рыбникова». Там японский шпион также носил шелковое белье под грубым капитанским мундиром.
Парашют был обычный, немецкий. В карманах убитого, кроме перечисленных выше предметов, не нашли ничего ни денег, ни еды. Это было странно. Ясно, что в городе у него были сообщники, у которых он рассчитывал найти приют.
Тут еще нашли на фрице шоколаду три плитки, флягу с коньяком да банку консервов, как бы угадывая мои мысли, сказал лейтенант. Шоколад ребята второпях съели, банку закинули в кусты
А коньяк? сдерживая улыбку, спросил я.
А коньяк пролили опрокинулась фляжка, сказал Рябцев.
Итак, шпион все же захватил с собой провизию. Но этот ограниченный, однодневный паек отнюдь не опровергал моих догадок.
Зарыть убитого в канаве. Остальным оставить лесок и вернуться к своим местам. За воздухом и этим местом вести секретное наблюдение, вечером приеду снова, сказал я лейтенанту и, поблагодарив бойцов за примерную службу, забрал парашют убитого и поехал обратно в город.
После обеда, запершись в своей комнате и положив на стол фонарик парашютиста,
я занялся письмом и книжкой, найденными на убитом. Я просмотрел письмо на свет, пытаясь найти какую-нибудь светопись или буквы, наколотые иглой, но ничего подозрительного не оказалось. Бумага была основательно заполнена жалобами какого-то Иоганна на своего зятя Швабе, обижавшего всю родню Иоганна. Я осмотрел письмо и, отложив его, принялся за записную книжку парашютиста. Она была в потрепанном кожаном переплете. В ней было заполнено всего две странички, но это оказалась запись расходов, по-видимому, весьма мелочного человека, привыкшего с педантичной пунктуальностью заносить сюда каждый истраченный на кружку пива или на почтовую марку пфенниг.