То есть?
Среди офицеров будто прошелестел легкий ветерок. Зашептали. Донеслись отдельные реплики:
Действительно, не попробовать ли?
А вдруг получится?
Конечно.
Еще никто не осмелился высказаться, что попробовать, что может получиться, но какой-то общий настрой уже захватывал, направлял мысли в единое русло.
Кузнецов? Комдив всегда отличался немногословностью, чего и требовал от подчиненных,
Предлагаю: мне и Ярцеву на «семерке» выйти в море. Приблизиться к Черным камням, затаиться. При таком дожде моторов не слышно нас не засекут. Прожектора эту муть и на сотню метров не пробьют. Дождаться, когда буксир откроет проход в бонах, и атаковать транспорты у пирса.
С внешнего рейда? В такой тьме? Командир дивизиона с сомнением покачал головой. Тут не только судов, берег-то путем не разглядишь.
Отчего же с внешнего? Ворвемся в гавань, проход-то открыт. А там лупить наверняка. В порту я разберусь с завязанными глазами разгрузка, вероятно, идет у нефтепирса и третьего причала, краны лишь там. Получается впритык нос к корме цель широкая, дать веером, и промах исключен.
А обратно?
Что «обратно»?
Вернетесь, говорю, как? Не считайте немцев идиотами, скопило раз об этом напоминать, Они же вам выходные боны не разведут?
Это уж как получится. Разведут спасибо. А нет с кораблями останемся. Потеря двух катеров невелика по сравнению с транспортами и их грузами, да и тем, что потом последует, когда фашисты в атаку полезут.
Окружающие оживились, раздались возгласы:
Правильно!
Все равно ничего лучше не придумаем.
Тихо! Комдив поднял руку. Давайте по одному.
Разрешите, высунулась белая, как отцветший одуванчик, голова лейтенанта Ярцева. Мне сдается, Кузнечик простите, Кузнецов прав. Мы с ним совместно долго вели наблюдение с Черных камней. Добирались на шлюпке. Ровнехонько в три боны разводят. Буксирчик там у них так себе, плохонький. А наши четыре торпеды дело решат. Ударим и обратно выскочим, он замялся, если, конечно, повезет.
А если не повезет? Тогда как?
На нет и суда нет. Знаем, на что идем. Да и действительно, что такое пара чуть живых ТК в сравнении с их убытком?!
Я не о катерах, а о людях. Вы ребят-то своих спросили, прежде чем за них расписываться? Комдив встал.
Чего спрашивать, у нас одни комсомольцы, мы в ответе уверены. Ребята орлы. Так, Кузнечик?
Само собой, подтвердил младший лейтенант и добавил просительно: Разрешите нам. И уж совсем не по-военному: Ну, пожалуйста, товарищ капитан третьего ранга
Подождите. Ишь, орлы, распетушились. Вы, Ярцев, говорите, у них там в порту лишь один буксир?
Точно. Больше нет.
А если поступить следующим манером
Темень хоть глаз выколи, в двух шагах трудно различить собеседника.
До Черных камней решено добираться по счислению: сначала идти, приглушив двигатели, малым ходом в открытое море. Через двадцать минут повернуть и параллельно берегу следовать еще пятнадцать. Как посветлеет, оглядеться и спрятаться за скалы.
Ну пора. Командир дивизиона
гитлеровского сторожевика.
Кузнецов огляделся. Его «восьмерка» заканчивала циркуляцию. Сзади, за рубкой, боцман бил из ДШК по мечущимся на молу фашистам.
«Ну что ж, можно и уходить», подумал младший лейтенант и уже намеревался повернуть к воротам, когда услышал тревожный возглас:
Товарищ командир, смотрите, «семерка»!
Там, где находился корабль Ярцева, росло, брызжущее оранжевыми искрами, пятно катер пылал.
Младший лейтенант переложил руль и бросился на помощь товарищам.
«Семерка» носом быстро уходила в маслянистую воду.
Кузнецов подошел к корме гибнущего корабля. Застопорил ход. Закричал, задыхаясь от дыма и жара:
Ярцев! Ярцев! Есть кто живой?!
С консолей на борт «восьмерки» метнулись две фигуры и юркнули в торпедные желоба.
Обрывайся, Кузнечик! Я и боцман здесь, остальные погибли, донеслось сквозь шум боя. Отходи! А то и тебя накроют!
Катер зигзагами, меж секущих воду трасс пошел к выходу.
Но что это? Младший лейтенант похолодел. Застучало сердце, противно задрожали руки.
Место буксирчика у бонов занимал тот самый обшарпанный сухогруз, который в три часа выводил из порта баржу. Сейчас он, вероятно, получив приказ по радио или. действуя по собственной инициативе, бросил баржу и заканчивал свою новую работу черная лента поплавков уже наглухо закрывала путь к морю. Дорога назад была отрезана. Ловушка захлопнулась
А на берегу, словно разверзся ад, бушевало пламя. Языки его пунцовыми, извивающимися щупальцами спрутов отрывались от пылающей земли и взмывали вверх. Все тонуло в треске и громе рвущихся на транспортах и причалах снарядов, В ярких вспышках высвечивался белыми зданиями спускающийся к газани по косогору город.
В верхнюю часть рубки катера ударили осколки, С головы младшего лейтенанта сорвало шлем с очками. Секануло по лбу и щекам. Ослепило. Болью свело мышцы лица.
«Восьмерка» описала дугу и опять скрылась в затененной части бухты.
Внезапно огонь с берега и мола прекратился. Видно, гитлеровцы решили: катеру все равно деваться некуда и намеревались захватить его и команду живыми.
«Рано обрадовались, подумал младший лейтенант. Еще не все потеряно. Пройду к «угольному» причалу, он у самого выхода из порта. Паче чаяния, корабль взорвем, а сами выскочим на берег и попытаемся, отстреливаясь, прорваться. В городе есть где укрыться». Но вокруг были немцы.