Шрифт
Фон
Выпечка хлеба Перевод А. Ибрагимова
Субботним вечером, в конце дневных работ,
Из тонко сеянной отборнейшей крупчатки
Пекут служанки хлеб. Струится градом пот
В опару, до краев наполнившую кадки.
Разгоряченные, окутаны дымком
Тела их мощные. Колышутся корсажи.
И пара кулаков молотит теста ком,
Округлый, словно грудь, в каком-то диком раже.
Слегка потрескивают поды от жары.
Служанки, ухватив упругие шары,
Попарно в печи их сажают на лопатах.
А языки огня с урчанием глухим
Бросаются на них ватагой псов косматых
И прыгают, стремясь в лицо вцепиться им.
Шпалеры Перевод Е. Полонской
Во всю длину шпалер тянулся веток ряд.
На них зажглись плодов пунцовые уборы,
Подобные шарам, что в сумерки манят
На сельских ярмарках завистливые взоры.
И двадцать долгих лет, хотя стегал их град,
Хотя мороз кусал в предутреннюю пору,
Цепляясь что есть сил за выступы оград,
Они вздымались вверх, все выше, выше в гору.
Теперь их пышный рост всю стену обволок.
Свисают с выступов и яблоки и груши,
Блестя округлостью румяных сочных щек.
Пускает ствол смолу из трещинок-отдушин,
А корни жадные поит внизу ручей,
И листья как гурьба веселых снегирей.
Зимой Перевод С. Шервинского
Вновь холодно, земля твердеет, подмерзая,
Роясь пушинками, вновь первый снег идет
И по навесам крыш соломенных кладет
Свои подушечки, свисающие с края.
И снова, жалуясь, шуршит стерня сухая,
Над наготой полей опять молчанья гнет;
Голодная, зимы почувствовав приход,
Уже слетается к жилью воронья стая.
Зато, лишь серая задернет небо мгла,
Опять по-зимнему вся ферма весела,
Сидят и греются пред алою жаровней;
И зарождается любовь у парня с ровней,
По вечерам, когда кипящий чан поет,
Где сусло варится, бурливо, как живот.
Марина [I] Перевод С. Шервинского
В дни холодов сырых, пронзительных ветров
На волны светлые ложился мглы покров;
Меж грязной зелени, по пашням и дорогам,
Влачился паводок огромным осьминогом.
Тростник сухой свисал оборками. Стеснен
Стенами темноты, гремел со всех сторон
Иль зюйд, иль норд, всю ночь гудели глухо дали.
Белесым отсветом во тьме снега мерцали.
Но лишь мороз, ряды чудовищные льда
Сползали, шумные, обширные стада,
Толкаясь и давясь, как сбившиеся горы.
В часы, когда в лесу и в поле был покой,
Они со скрежетом шли друг на друга в бой,
Громовым грохотом тревожа сел просторы.
Марина [III] Перевод С. Шервинского
Река была полна снастями, парусами,
А небо на нее всем весом налегло
И почву жарило вокруг и жгло лучами,
Как будто подобрав под знойное крыло.
А около плотин кипели ил и тина,
Иглой сверкал тростник от солнечной игры,
И судна трескалась смоленая махина,
Томясь под бременем расплавленной жары.
А в узком месте, там, где волны вдруг немели,
Из вод песчаные выпячивались мели
И белым стаи птиц пятнали их пером.
Поселок весь пылал, как в воздухе горнила,
Грозившего ему медлительным огнем,
И уголья волна горящие влачила.
Монахи
Монахи Перевод В. Микушевича
Я призываю вас, подвижники-монахи,
Хоругви божий, кадила, звездный хор,
Свет католичества затеплившие в прахе
И в ослеплении воздвигшие собор;
Пустынножители на скалах раскаленных,
Навеки в мраморе веленье, гнев и зов,
Над покаяньем толп коленопреклоненных
Каскад молитвенный тяжелых рукавов;
Живые витражи в сиянии восхода,
Неистощимые сосуды чистоты,
Благие зеркала, в которых вся природа,
Как в тихом озере прибрежные цветы;
Провидцы, чья душа задолго до кончины
В сверхчеловеческом таинственно жила,
Утесы посреди языческой пучины,
Над Римом дикие горящие тела;
Мосты, взлетевшие изгибами в пространство,
Тяжеловесные устои в серебре,
Со стороны зари потоки христианства
По направленью к нам, к другой своей заре;
Фанфары звучные пришествия Христова,
Громоподобные набаты в тишине;
От солнца вечного, от пламени святого
Распятий ваших свет в небесной вышине.
Монах эпический Перевод В. Микушевича
Он как будто пришел из дремотных пустынь,
Где глотают во сне раскаленную синь
Одинокие львы, чья свирепая сила
На горячих горах величаво почила.
Был он ростом велик, этот дикий монах,
Сотворен, чтобы жить в беспрестанных трудах;
Сил хватило бы в нем хоть на целую вечность.
До глазниц борода, из глазниц бесконечность.
С пешеходом таким не сравнится никто.
Нес монах на плечах лет без малого сто.
Каменела спина от усталости этой.
Был он весь как утес, власяницей одетый.
Повергая во прах за кумиром кумир,
На ходу попирал он поверженный мир;
Как железный, возник он по воле господней,
Чтобы мог раздавить он змею преисподней.
____
Лишь такой человек из эпохи мечей
Жизнь бросает свою прямо в стих эпопей.
И зачем бы пришел он, апостол ужасный,
В этот суетный век, век больной и несчастный?
Ни один монастырь бы теперь не вместил
Изобилье таких необузданных сил,
И себя потонуть бы монах не заставил
В современной грязи предписаний и правил.
____
Нет, подобной душе лишь пустыня под стать.
На горах бы ему, пламенея, сгорать,
Испытав на жаре всевозможные казни,
Изнывая весь век в сатанинском соблазне,
Чтобы губы ему обжигал сатана
Красной плотью блудниц, чтобы ночи без сна,
Чтобы в жадных глазах вожделенное тело,
Как в озерах закат, исступленно алело.
____
Представляешь его одиноким всегда.
Остается душа в искушеньях тверда.
Он, как мраморный, бел перед всякою скверной.
Он один со своей чистотой беспримерной.
Мимо гулких морей, мимо топких болот,
По лесам и полям он упрямо идет.
В каждом жесте восторг и безумье провидца.
Это Риму таким он дерзает явиться,
Безоружный монах под защитой креста.
Императорам крах возвещают уста,
В неподвижных очах темнота грозовая;
Варвар в нимбе, грядет он, богов убивая.
Шрифт
Фон