Кармен была старшей дочерью Неймата. Средняя Джильда. Младшая Нергиз.
Нет, он не был ни отставным, потерявшим голос певцом, ни рехнувшимся меломаном. Помешан на опере был покойный Асад отец Кармен и Джильды, первый муж Суреи, который был старше жены на двадцать два года.
Почему-то Неймат никак не мог забыть одну сцену: Асад погрузился в мягкое кожаное кресло. На одном колене у него Кармен, на другом Джильда. Они слушают долгоиграющие пластинки с оперной музыкой.
Кармен было тогда лет семь-восемь, Джильде пять-шесть. Неймат как сейчас помнит их одинаковые платьица, розовые, очень коротенькие, плиссированные. В волосах по большому розовому банту. Прижавшись пунцовыми щечками к лицу отца, они могли слушать музыку часами. Асад сидел словно в раю, закрыв от наслаждения глаза.
У них еще был оранжевый абажур. Он окрашивал всю комнату в цвет хорошо заваренного чая.
Кармен стала плохо учиться. Асад был профессор, известный хирург, ему некогда было следить за детьми. А если выдавалась свободная минутка, он слушал музыку.
Короче говоря, через знакомых они нашли Неймата. За 150 рублей (старыми деньгами) Неймат, ученик наборщика в типографии и студент филфака, занимался с Кармен и готовил в школу Джильду.
Юноша быстро освоился в этой семье. Они знали, что ему живется туго, и часто оставляли обедать. «Посмотрим, чем нас сегодня порадует Сурея-ханум», говорил Асад, приглашая его к столу. Он неизменно называл свою жену «Сурея-ханум». Неймат ни разу не слышал, чтобы он назвал ее просто Суреей. Нет, нет, всегда «Сурея-ханум» да «Сурея-ханум»!
Полы их просторных комнат устланы коврами. Они поглощали звук шагов. В кабинете на стене висел большой портрет отца Асада.
Были у них гости или нет, стол всегда накрывался белой шуршащей скатертью. Ставилась дорогая посуда, серебряные приборы. Вся семья усаживалась за трапезу вместе, разворачивая салфетки.
Квартира сверкала чистотой. Неймат никогда не видел, чтобы Сурея или девочки выглядели неопрятно. Платья были отглажены, косы расчесаны
После таких обедов Неймат не мог заснуть в своей неуютной и тесной каморке в Крепости. Глядя на облупленные стены, он тоскливо ворочался с боку на бок всю ночь.
Перед новруз-байрамом Неймата пригласили в гости. На белой скатерти стояли традиционная зелень, тоненькие разноцветные свечки, крашеные яйца, сласти.
Хороший, милый праздник, сказал Асад, но жаль, что предки дали маху запретили выпивку Что за праздник без спиртного!
Неймат улыбнулся. Он знал, что Асад трезвенник.
А давай выпьем немного коньяку. Кстати, у нас сладкая закуска.
не совестно». Он и вправду был сильно смущен.
После долгих объяснений и споров Сурея уломала его. Домой Неймат пошел в новом пальто.
В один такой же зимний день, тоже после уроков, Сурея сказала:
Останьтесь, пообедайте с нами, я сделала долму.
Уйти сразу после обеда было неудобно. Стали разговаривать. Девочки отправились спать.
Неймат не любил рассказывать о себе. Может быть, и не умел. Но тут незаметно для себя выложил ей все, почти всю свою жизнь.
Вдруг Неймат посмотрел на часы: половина первого. Он никогда не засиживался так поздно. Хотел встать и тут увидел глаза Суреи. Как он не замечал? Глаза были полны слез. И по щекам текли две слезинки. Неймат совсем растерялся. Он не знал, что делать, как ее успокоить, какими словами утешить. Увидев его волнение, Сурея достала маленький обвязанный платочек, вытерла слезы, попыталась улыбнуться.
Ничего, сказала она. Не обращайте внимания, пройдет.
Она помолчала, и вдруг Неймат услышал неожиданные слова:
Бог не дал мне сына. А я хотела бы, чтобы у меня был сын и чтобы он хоть немного был похож на вас
Сердце Неймата бешено колотилось. Он почувствовал, что краснеет, и, почувствовав это, попытался не краснеть. Не смог, и покраснел еще больше.
Сурея глядела на него, она видела все, все понимала. С ласковой улыбкой погладила его голову. Неймат резким движением схватил ее руку, стал покрывать поцелуями. На минуту Неймат утратил ощущение пространства, в голове билась одна мысль: Сурея не отнимает руки. И с внезапной решимостью, со страстью, месяцами, годами подавляемой в сырой каморке, он обнял Сурею, прижал ее к груди, искал губы, ее ускользающие губы, не мог найти и целовал веки, лоб, подбородок, шею.
Неймату было двадцать три года, и он впервые в жизни целовал женщину
Поздней осенью Неймат и Сурея поженились. Неизвестно, как удалось это Сурее, но и Кармен, и Джильда называли Неймата отцом. Неймат тоже считал их своими детьми.
Через два года у них родилась еще одна дочь. Мать Суреи, тетя Бикя, долгое время гневалась на дочь. Она никак не могла примириться с тем, что Сурея вышла замуж за Неймата. «Осрамила меня перед людьми. Вдова такого человека и выходит замуж за мальчишку-голодранца! Во-первых, он моложе тебя. Во-вторых, он же прощелыга. Как он будет семью кормить тебя, этих малюток!» Но Сурея ее не слушала, и тетушка Бикя замолчала. Но не появлялась у них.