Наплевать на твое расстройство, отвечал ей мужской голос. Я сам с семи утра дежурю!
Нравы, сказал старик в пенсне и криво усмехнулся; клочок бородки пополз влево. Нравы третьего года войны...
Он посмотрел на мальчика и, наверно, потому, что было скучно, спросил:
С матерью едешь?
Нет. Мама у меня в партизанском отряде, мальчик сказал это неожиданно для себя и сразу пожалел, но было уже поздно.
Вот как, заинтересовался старик. А ты как же?
А я так. Я с дядей, сказал мальчик, чувствуя радостно заколотившееся
сердце, и вдруг увидел, что по коридору идет дядина кудрявая женщина.
Он покраснел и торопливо отвернулся от старика, собиравшегося задать новый вопрос.
Ты за кем? спросила кудрявая женщина. Понятно, а за тобой кто?
За мальчиком стояла толстая женщина. Вернее, когда-то она была толстой, теперь кожа на ней висела, как пустой мешок.
Это не выйдет, сказала она. Он, может, еще полвагона вперед пропустить.
Вы не волнуйтесь, сказала кудрявая женщина. Мальчик уйдет, я вместо мальчика...
Но толстая женщина, видно, была сильно обозлена, что ее не пустили без очереди. Она перегородила коридор рукой и сказала:
Неплохая замена. Мальчику туда на пять минут, а тебе на два часа...
Как вам не стыдно, сказал старик. Война, люди жертвуют собой... Мать этого мальчика, например, в партизанском отряде.
Какого? спросила кудрявая женщина. Этого? Да что ты врешь, сказала она мальчику. Твоя же мать умерла позавчера в больнице...
Мальчику стало очень жарко, и сильно зашумело в ушах.
Горя своего стыдится, сказала толстая женщина.
Мальчик быстро пошел назад и полез на полку. У него опять начало давить в горле и болеть над бровями и, чтоб не всхлипывать, он крепко закрыл глаза и крепко стиснул зубы. Он лежал, и снизу гудело, и над головой что-то постукивало. Потом сразу все стихло. Мальчик открыл глаза и увидел в окне перрон, по которому бегало много людей. Дяди в купе не было, а кудрявая женщина кормила «маленького дядю» с ложечки сгущенным молоком. Мальчик подумал, что это сладкое сгущенное молоко можно кушать, целый день можно кушать, если не набирать его на ложечку, а макать ложечку и облизывать.
Кудрявая женщина посмотрела на мальчика, и мальчику вдруг стало страшно: без дяди она высадит его на перрон, и он опять останется один.
Деньги у тебя есть? спросила кудрявая женщина.
Есть, торопливо ответил мальчик, полез в карман и вытащил деньги.
Кудрявая женщина взяла деньги, пересчитала и сказала:
О чем люди думают, когда пускаются в такую дорогу? О чем твоя мать думала... Тут ведь на тебя одного не хватит.
У нас еще была кошелка с урюком и лепешками, сказал мальчик, но она потерялась... и еще есть отрез. Его можно продать.
Он хотел вскрыть грязный, сплющенный узел, но мать зашила его крепкими, суровыми нитками, и мальчик поцарапал палец. Он посмотрел на задравшуюся кожицу, на набухшую капельку крови и всхлипнул.
Ты чего там? спросила кудрявая женщина.
Я порезал палец, ответил мальчик.
И ревешь, сказала кудрявая женщина. Не стыдно, такой большой бугай.
Я не реву, сказал мальчик. А когда дядя придет, я расскажу ему, как вы на меня говорите.
Тогда кудрявая женщина начала смеяться и сказала:
Ты лучше застегни ширинку, герой.
В это время поезд дернул, и кудрявая женщина начала кричать:
Ой, он отстал, он отстал.
А «маленький дядя» заплакал.
Мальчику стало жалко «маленького дядю», и он сказал:
Ты не плачь, папа догонит поезд на самолете...
Тогда кудрявая женщина крикнула:
Ты, дурак, молчи... Приблудился на нашу шею, И начала ломать руки.
Но тут появился дядя с полной кошелкой, которую он прижимал к груди, и кудрявая женщина сразу начала ругать дядю, а он молча выкладывал из кошелки на столик хлеб, дымящиеся картофелины, огурцы и большую жирную селедку.
Мальчик повернулся лицом к стенке и закрыл глаза, но все равно не забыл жирную селедку с картошкой и огурцами. Он ел бы все это отдельно, чтоб было больше. Сначала огурцы, откусывая маленькими кусочками, потом селедку с хлебом, а на закуску картошку. Он даже пошевелил губами, повернулся лицом навстречу вкусному запаху и вдруг увидел прямо перед собой большую теплую картошку, и половинку огурца, и хлебную горбушку с довеском мякоти.
Кушай, мальчик, сказал дядя, обедай...
Мальчик съел картошку вместе с кожицей, под кожицей она была мягкая и желтая, как масло. Огурец он сначала обкусал со всех сторон, а серединку оставил на закуску. Потом осторожно глянул вниз, не смотрит ли кто, и обрывком жирной газеты, на которой дядя подал ему еду, натер горбушку и мякоть. Получился хлеб с селедкой, и мальчик ел его медленно, маленькими кусочками.
После еды мальчику стало тепло и весело, и захотелось сделать для дяди что-нибудь хорошее.
Он вспорол зубами крепкие нитки на узле, вытащил пахнущий нафталином коричневый отрез и сказал:
Дядя, пошейте себе костюм.
Дядя удивленно поднял брови, но кудрявая женщина быстро вскочила и протянула руку.
Это не вам, это дяде, сказал мальчик и отдал дяде отрез.
К полке подошел
старик в пенсне, теперь он был не в рваном пальто, а в коротенькой женской кофте.
В такое трагичное время, сказал он, трудно быть взрослым человеком... Трудно быть вообще человеком...