Отрезвление было совсем близко, когда вдруг один из толчков вызвал в ней такую яркую вспышку наслаждения, что по телу будто прошёл электрический ток. Глаза распахнулись сами собой, встречаясь с затуманенным, хмельным, нездешним взглядом Снейпа, чьи полуопущенные ресницы намокли то ли от пота, то ли от слёз. Он выдохнул, внезапно ослабляя хватку, едва ли не падая на столешницу, но всё ещё цепляясь за Гермиону.
Она не почувствовала, как он вышел из неё. Она не чувствовала вообще ничего, в голове была гулкая пустота, в теле лёгкость привидения. И только губы Снейпа, вновь нашедшие её всё тем же робким, нерешительным прикосновением, будто ничего и не было, вернули её на землю.
Я люблю тебя, прошептал Снейп. Люблю.
* * *
Он уснул прямо на столе, подтянув ноги в позу эмбриона и почти не дыша. А Гермиона сидела на краю и плакала. Шатаясь как пьяная, она тыкалась по квартире, не в силах вспомнить, где же ванная комната. А включив душ, не сумела стоять и села прямо на кафельный пол, позволяя воде себя обтекать.
Она понимала, что должна перестать с ним видеться. То, что произошло, и так было настолько неправильно, что находилось где-то за пределами слов. Если бы Снейп владел своей памятью Гермиона хотела подумать, что не только он ни за что к ней не прикоснулся бы, но и она, Гермиона, ни за что бы не Ох, чёрт.
Вызванный в памяти образ Снейпа-учителя вызвал болезненную тяжесть внизу живота. Нет, ей теперь не поможет, даже если он станет собой прежним. А вот ему Он возненавидит её, не иначе. И будет прав.
Но ведь она не лгала ему, она рассказала про его любовь к Лили и даже показала её фотографию, хоть это и было риском: кто знает, когда очередная газета решит ещё раз напомнить всем о биографии «мальчика, который победил Волдеморта ещё в колыбели»? Снейп вроде бы растрогался, глядя на колдофото, и забрал его себе.
Что ещё она могла сделать?
«Не отвечать на поцелуй. Вырваться. Попрощаться, извиниться и уйти. Остаться друзьями».
Гермиона едва не завыла, скорчившись на полу. Неужели можно не заметить, как влюбляешься? Неужели можно ни о чём не подозревать, пока не станет слишком поздно?
Внутренняя поверхность её бёдер по-прежнему была липкой. Сперма. А Гермионе даже не пришло в голову предохраняться. Ну да, конечно, она же ни с кем не встречалась. Кто мог подумать, что всё обернётся так?
Словно сомнабула, Гермиона поднялась, сняла с держателя душевую головку и принялась охаживать себя со всех сторон струями воды. Вычистить себя полностью. Не оставить ни миллиметра кожи, которая помнила бы его прикосновения
Гермиона снова заплакала. Перед глазами встал Снейп, потерянный и ищущий у неё утешения. Как она его оставит? Как?
Выхода не было и не предвиделось. Так Гермиона думала, пробираясь к входной двери с туфлями в руках чтобы не шуметь. А потом её обняли за плечи. И туфли не понадобились, потому что по дому Снейпа можно было ходить и босиком.
Первое сентября две тысячи шестнадцатого года. Вечер
два месяца я поняла, что беременна. Я даже не знала, жив он или мёртв
«Не знала»? переспросил Гарри. Так всё же потом с ним увиделась?
Гермиона неожиданно разозлилась:
Не знала, не знаю какая разница?! И чего ты хочешь теперь? Ничего бы не было, если бы
Я сам не знаю, почему не стал тебя разыскивать, покачал головой Гарри. То одни дела, то другие, а мы общались по совиной почте и будто по-прежнему были на связи. Мне только сегодня пришло в голову, какой я идиот.
Гермиона пьяно захихикала, откидываясь на спинку кресла и мотая головой из стороны в сторону.
Это не ты идиот, наконец, выдавила из себя она. Это я идиотка. Я ещё раз воспользовалась тем заклинанием. Только поступила мягче: вместо того, чтобы заставить о себе забыть, я просто заставила всех запамятовать, когда они последний раз меня видели. Я ничем не рисковала, она горько скривилась. Всё равно я теперь знала, что заклинание со временем ослабевает.
Гарри проговорил с ней ещё полчаса. Ему не хотелось оставлять Гермиону в таком состоянии, но время, открученное хроноворотом, подходило к концу, и Гарри надо было аппарировать к Джинни.
Можешь идти, словно угадав его мысли, подмигнула ему Гермиона. Не волнуйся, я ничего с собой не сделаю. Не раньше, чем Майклу исполнится семнадцать.
Не то, чтобы мрачный юмор этой фразы (если это вообще был юмор) успокоил Гарри, но ему действительно было пора уходить.
Первое сентября две тысячи шестнадцатого года. День
Хороший у тебя сын.
Она хотела обернуться, но рука, лёгшая на плечо, удержала её.
Не стоит. И всё равно ты ничего не разглядишь на мне заклинание невидимости.
Ты жив? выдохнула Гермиона, дрожа крупной дрожью и то и дело кидая обеспокоенные взгляды на окно поезда: Мерлин знает, что подумает Майкл, если увидит её в таком состоянии!
Можно и так сказать, хмыкнули за спиной. По крайней мере, ты хорошая мать: думаешь о нём больше, чем обо мне. Не волнуйся, он полностью поглощён знакомством с соседями по купе.
Это не только мой сын, но и твой.
Ты же знаешь, что это не так, голос устало вздохнул. И ты знаешь, что я имею в виду. Тот человек больше не вернётся.