Иногда Гермиона под чарами невидимости или просто закутавшись в неприметную серую мантию, приходила к его магазину и долго смотрела в окна. С утра и до позднего вечера в магазине всегда было много покупателей. Готовые зелья отпускал теперь помощник, а хозяин лавки выходил в зал только изредка, на ходу снимая с рук защитные перчатки. Лабораторию Снейп устроил на нулевом этаже, и когда вечером дневного света уже не хватало, маленькие окошки на уровне земли светились ярким золотистым сиянием. Субботними вечерами Гермиона, невидимая и неслышимая, укладывалась прямо на мостовую не забывая, правда, подстелить матрас, и смотрела, смотрела, смотрела Возможно, она просто раньше не всё знала о тех зельях, что варил Снейп, но теперь ей казалось, что он давно превзошёл самого себя и продолжает превосходить. За пределами магического мира такое назвали бы «промышленным шпионажем», но Гермиона не собиралась извлекать выгоду из того, что видела. Ей владела как казалось просто чистая жажда знаний.
А порой Гермиона ловила себя на странной мысли, что любуется ловкостью движений Снейпа. Прислушивается к незатейливым мелодиям, что он насвистывает за работой, и не спешит уходить, видя, что он вот-вот закончит работу и начнёт убирать лабораторию.
* * *
Приходя на обследование, Снейп каждый раз звал её в гости: «Сами увидите, во что теперь превратился магазин», но Гермиона находила повод отказаться. И только перед самым Хэллоуином не нашла в себе сил снова сказать «нет».
На этот раз она почему-то принарядилась: видимо, чтобы Снейп даже случайно не узнал в ней ту серую тень, что шпионила за ним каждый вечер. Купила самый дорогой кофе, который только сумела отыскать, и, затаив дыхание, толкнула дверь лавки.
На улице гулял промозглый и тёмный октябрь, но в магазине было светло и просторно. Ни пылинки, ни единой небрежно брошенной склянки И ни души. Мелодичный звон колокольчика раздался в тишине.
Гермиона, конечно, знала, что пришла почти к закрытию, но где все? Она робко походила взад-вперёд, почему-то не решаясь позвать и заявить о себе, резко обернулась и буквально наткнулась на хозяина.
Простите, вытянул перед собой ладони Снейп. Я не напугал вас, доктор Грейнджер?
Немного, она вдруг поняла, что всё ещё судорожно прижимает к себе свёрток с кофе. Вот, это вам.
Снейп моментально запустил нос в пакет:
Кенийский? Мой любимый! Большое спасибо, хотя и не стоило беспокойства, он лукаво посмотрел на Гермиону поверх пакета. Пойдём на кухню, попробуем?
Вначале всё напоминало их посиделки у Гермионы в кабинете, но потом, когда она вдруг решила сделать комплимент его квартире и магазину
У вас здесь так уютно. Наверное, вам здесь очень нравится?
Нравится, да Снейп улыбнулся было, но его улыбка погасла.
Его пальцы вцепились в кромку стола, а взгляд вдруг затопили такая мука и запредельная тоска, что Гермиона, не думая, чисто инстинктивно накрыла его руки своими в нелепой попытке не то поддержать, не то утешить. После больницы Снейп казался ей необыкновенно молодо выглядящим, словно годы сошли с него вместе с тяжёлым грузом воспоминаний. Но сейчас он будто заново постарел.
Мне страшно, Гермиона его голос был хриплым и тихим, на границе шёпота. Мне так страшно. Я не знаю ни кто я, ни зачем я здесь. Всё вокруг такое замечательное и такое ненастоящее. Я просто хочу почувствовать кто я.
Первое прикосновение его губ к её было невесомым. Не поцелуй даже, а вопрос: можно? Его дыхание казалось горячим и солёным, будто от всех слёз, что ему не довелось выплакать. Ответный вздох Гермионы больше напоминал всхлип. Можно? Нельзя, конечно же, нельзя, потому что это было неправильным,
потому что Но Снейп не дал ей додумать.
Его губы прижались к её: жадно, отчаянно, неотвратимо. Он подался вперёд, вставая и нависая над ней, по-прежнему сидевшей на стуле, его рука скользнула по её затылку, спине, обвила талию и потянула на себя. Кровь в висках стучала так, что грохот свалившегося стула показался тихим шумом где-то на границе слышимости. Гермиона не могла вспомнить, исчезли ли пуговицы на её блузке, или Снейп просто расстегнул их одну за другой с такой сноровкой, что уже в следующий момент она почувствовала его руки на своей груди и шее. Не размыкая объятий, он подсадил Гермиону на столешницу, край длинной юбки задрался, и туда, туда где лёгкий сквозняк холодил голую кожу, устремилась ладонь. Пальцы подцепили край трусиков и Гермиона едва не вскрикнула: её нижнее бельё исчезло, обжигая кожу остаточным магическим следом.
Он вошёл в неё слишком быстро, и, если бы она не дрожала от ей самой непонятного возбуждения, заставлявшего откликаться на каждое прикосновение Снейпа волной лихорадочного жара, это причинило бы боль. Гермиона и так ощутила её тупую и ноющую, поднимавшуюся из низа живота до самого пупка и заставлявшую сжиматься. Один толчок, другой, третий и вот уже боль была не важна, по окаменевшим на мгновение мышцам прошла волна расслабления, податливой покорности, шедшей навстречу этим движениям, хотевшей большего, искавшей его. Язык Снейпа проник между её разомкнувшимися в беззвучном крике губами. Глубоко, ещё глубже, казалось до самого горла.