Я не задал ни единого вопроса. Как и остальные. Мы просто пошли.
Проходите, садитесь, сказал он, не поднимаясь. Его голос был высоким, с лёгкими нотками надрыва. Давайте без суеты. Вы уже в Гвардии, поздравляю, но прежде чем получить полноправное место, мы должны кое-что проверить. Психологическая оценка стандартная процедура.
Мы расселись по партам. Я занял место ближе к выходу. Виктор сел рядом. Остальные бойцы расселись, некоторые с явной неохотой, но без возражений.
Я осмотрелся и вдруг заметил Ирину. Она сидела неподалёку, молчаливая, спокойная. На её лице не было ни страха, ни злости, ни чего-то ещё. Просто пустота. Я чувствовал, что должен испытывать к ней хоть какие-то эмоции злость, отвращение что угодно. Но внутри было тихо. Видимо, так и должно быть.
Вызывать буду пофамильно, продолжил мужчина. Отвечайте честно, обмана я не люблю.
Он посмотрел в список.
Ткачёв, вперёд.
Высокий боец с квадратной челюстью встал и подошёл к столу. Черняк подался вперёд, сложив руки перед собой.
Итак, сказал он, делая вид, будто читает в бумагах что-то важное. Как ты относишься к насилию?
Ткачёв нахмурился, но ответил:
По ситуации.
А если оно оправдано? Черняк быстро записал что-то. Если тебе приказали?
Тогда выполняю.
Хорошо Хорошо. Он кивнул, записал ещё что-то и посмотрел на него с любопытством. Что ты испытываешь, когда причиняешь боль другому?
Ткачёв замялся, но, видимо, посчитал, что уклоняться не имеет смысла:
Если враг неприятие, но понимаю что иногда
вынужден. Если друг не буду причинять боль.
Черняк тихо хмыкнул, снова что-то записал.
Ладно. Следующий! Лазарев!
Я встал, чувствуя, как на меня обратились десятки взглядов. Подошёл к столу, сел, сцепив пальцы.
Садись, кивнул Черняк, подаваясь ко мне чуть ближе. Он сложил руки перед собой, его длинные пальцы постукивали по столу в нервном ритме. Ну что, Марк Лазарев, давай побеседуем. Как ты относишься к насилию? Не в целом, а лично ты. Когда в последний раз бил кого-то и не сожалел?
Оно неизбежно, ответил я, не задумываясь.
Хм, интересный ответ, Черняк наклонил голову, внимательно разглядывая меня, будто изучал редкий образец насекомого. Знаешь, большинство просто говорит "Если надо значит надо". Но ты ты отвечаешь без тени сомнения. Это врождённое или приобретённое? А если тебе скажут, что можешь делать всё, что угодно? Вплоть до ну, скажем так, владения людьми? Подчинишься?
Меня это смутило. Что за вопросы?
Это бред, ответил я, нахмурившись. Люди не вещи.
Это казалось правильным ответом. Но где-то в глубине всё же зародилось странное ощущение.
Любопытно протянул он, покачивая головой, словно услышав что-то редкое и достойное внимания. Многие на этом вопросе колеблются, начинают юлить. А ты ответил так, будто это очевидная истина. Наверное, ты считаешь себя человеком принципов? А теперь скажи, если ты спасёшь раненого товарища, но это поставит под угрозу задание что выберешь?
Я открыл рот, но не знал, что ответить. Должен был сказать, что выберу задание. Но внутри что-то сопротивлялось. Мелькнуло воспоминание о Палыче, о том, как он умирал у меня на руках. Как мне было больно? Или нет?
Если есть возможность спасти товарища и при этом выполнить задание, я выберу оба варианта, сказал я твёрдо.
Черняк посмотрел мне в глаза, его улыбка стала шире.
Разумный подход, Марк, его голос стал тише, почти доверительным. Но всегда ли удаётся совместить одно с другим? Ты говоришь так, будто мир устроен справедливо. Как часто ты делал правильный выбор и это приводило к хорошему финалу? он усмехнулся, записывая что-то в своих бумагах.
Я чувствовал, что должен что-то сказать, но не мог. Его слова словно покрывали сознание морозной коркой, замораживая всё, что могло сопротивляться. Напряжение угасало, эмоции, как пар в холодном воздухе, растворялись, оставляя после себя лишь пустоту. Это было похоже на первый мороз осени, когда листья ещё держатся на ветках, но уже знают, что их время истекает. Я пытался ухватиться за какие-то остатки эмоций, но они рассыпались в ледяной пыли, словно стекло под ударом. В груди было странное ощущение не боль, не страх, просто пустота, затянувшаяся ледяной плёнкой. Мне было всё равно. Совсем всё равно.
Черняк кивнул и сделал в бумагах ещё одну пометку.
Следующий! бросил он, и я встал, машинально возвращаясь на место.
Всё было в порядке. Просто тест. Просто стандартная процедура.
Черняк продолжал вызывать бойцов по одному. Половина группы уже прошла тест, когда он, листая бумаги, произнёс:
Громова Ирина.
Она встала плавно, без суеты, и направилась к столу. Её шаги были лёгкими, движения точными, как будто она уже знала, что хочет сказать.
Присаживайся, сказал Черняк, внимательно её разглядывая. Итак, Ирина Громова, верно?
Да, спокойно ответила она, усаживаясь напротив него.
Хорошо. Он склонился над бумагами. Как ты относишься к насилию?
Это инструмент, ответила Ирина без паузы. Его применяют сильные, чтобы контролировать слабых.
Черняк хмыкнул, делая пометку.
Что ты испытываешь, причиняя боль другому?