Это абсурд! Шепча, крикнул Лютер, убирая с плеча руку.
Злоба и негодование брали верх в душе парня, и ему всё тяжелее становилось удерживать собственные мысли в узде, но здравомыслие брало верх и каждый подобный, раз парень мог успокоиться.
Сколько
времени осталось?
Пять минут, Ансуа. Ответила Амалия. Пойдём?
Ребята развернулись к воротам и прошли на территорию суда. Бежевое здание, ставшее прибежищем для трёх ветвей судебной власти, возвещало о несокрушимости либерального правосудия своим монометаллизмом. Двенадцать этажей холодного правосудия, где велась беспрерывная работа по установлению «либеральной фундаментальной истины».
Двести метров в каждую сторону от постройки лежала лишь безжизненная плитка, через которую никогда не одна травинка не прорвалась. Серое, каменное одеяло покрыло всё вокруг суда, став предвестником, говорившим лучше всякого слова, что есть суть правосудия, которое выходит из этих стен.
Здание суда имело только один вход и выход. Огромные массивные ворота, выплавленные из чугуна так и пугали всяк сюда входящего своей грозностью и устрашали правонарушителя. Не было такого человека, которому удастся открыть эти массивные ворота.
Лютер, дабы проявить инициативу и смелость перед Амалией, подошёл к чугунному монолиту. Костяшки парня коснулись металла несколько раз. Стук по двери вызвал устрашающий гул, прозвучавший подобно роковой песни. Тут же послышался скрип, и массивные ворота попятились назад.
Заходим, не слышимо из-за гула дверей вымолвил Ансуа и зашагал вперёд.
Перейдя порог здания, ребята попали в просторное, но серое помещение. У стен стояли только места для сидения. Стулья и ряды стульев выгляди довольно невзрачно и жутковато: подгнившие и заржавелые детали, погнутые ножки или вывернутые ручки. А сами стенки облачились в сеть залатанных трещин. Свет исходил только от помрачневших и выгоревших ламп, что на последнем издыхании светились вверху.
У обычной двери из этого помещения, ведущей вглубь суда, стоял пост охраны. Ребятам на глаза попались: грязный стол с одним охранником, стопки бумаг и всё. Тут больше ничего не служил для охраны суда.
Стоять! Крикнул охранник, в одеяниях цвета охры. Куда идём?
Амалия прокашлялась и выдала ответ милым голосом:
На заседание Муниципального Суда Сообществ номер ноль-три-пять-шесть-восемь-три.
Охранник залез в стопку бумаг и что-то там нашёл. Прочитав текст на рваном клочке бумаги, и присмотревшись к лицам, он сонно кинул:
Хорошо, проходите вовнутрь. Вам нужно будет подняться на девятый этаж в кабинет, номер сто два.
Удивление и усмешка взяли верх в душах ребят. Они не могли поверить в то, что вся охрана суда сводилась к одному охраннику. И вся его защита зависит от охраны, похожей на строгую вахтёршу у входа в общежитие.
Ребята прошли в обшарпанные коридоры. Стены укрылись в ковёр из сырой и влажной заплесневевшей извёстки. Всё нанесение стен покрылось в бесконечную сеть из трещин и дыр. Где-то на прогнившем деревянном полу, укутанном в вонючий и почерневший ленолиум валялись куски бетона, отломившиеся от стен.
Повсюду бегали и суетились люди. Одетые в чёрные потёртые дырявые мантии судьи бегали из кабинета в кабинет. Судебные клерки и служители закона, в потрёпанной одежде с небрежным видом постоянно ходили по коридорам. У подростков складывалось впечатление, что тут не суд, а общежитие для несостоявшихся в жизни людей: нищих и бедных.
Что это? в голосе Амалии чувствовались нотки удивления, смешиваемые с её бесконечным тембром невинности.
Это суть государственных судов и его судопроизводства, поучительно ответил знающий всё Ансуа. Или вы не читали всего законодательства про суды?
Нет. Тяжело ответил Лютер, стараясь идти возле Амалии.
Вся суть этих законов сводится к тому, что «разбирательство дел государственными судами должно быть полностью открыто для всех, ибо это повышает индекс демократии в обществе». Поэтому мы на посту встретили только одного охранника.
А что же со всем этим? недовольно кинул Лютер, проведя рукой вокруг, указывая на окружение, похожее на внутренности руин. Тоже политика «открытости государственных учреждений»?
Нет, мой друг. Из-за того, что парламент и правительство ведут конфедерально-федеральную политику. Это значит, что каждый регион сам о себе заботится. Вот финансирование региональных судов и полетело к чёрту. Пытаясь сойти на некий пафос, ответил парень, открыв помятую металлическую дверь, пропуская своих друзей на лестницу.
Подошва обуви Лютера коснулась ступеньки, от которой сразу же отломился кусок бетона. Все края ступеней кончались обломанными кусками. Разворошённый и разбитый вид лестницы повергал в сущий шок, словно это здание стояло заброшенным вот уже лет пять. Но вся ирония свободного мира сводилась к тому, что в нём
работают и живут порой тысячи человек.
Тут же возле них прошёл человек, облачённый в судейскую мантию. Он тащил за собой мешок, на котором большими буквами виднелось: «Бетон. 50 килограмм». Судья волок его по ступеням, и уши Лютера услышали лёгкий хруст и стон ступеней, как будто они вот-вот сломаются под весом мешка.