Они вышли из замка и быстрым шагом пересекли небольшую площадку, отделяющую двор от скрытой в крепостной стене двери. Фэй достала ключ и открыла её, предварительно как следует ударив её плечом.
Дальше придется бежать, предупредила стражница.
Ромэйн кивнула и, как только дверь открылась, побежала вперед.
С каждым шагом на сердце делалось все тоскливее, из-за подступивших к глазам слез зрение утратило четкость. Она шмыгнула носом раз, другой, третий, и вдруг остановилась, развернулась на каблуках и, глядя на мрачную громаду Синей Крепости, закричала:
Сдайтесь ему! Просто сдайтесь ему!
Фэй обхватила её руками и прижала к себе. Ромэйн затрясло, она заскулила, словно щенок, и разразилась слезами.
Над синими крышами вились демоны черные тени на фоне серого неба. Они разрушали её дом, убивали её людей и из-за чего?! Из-за притязаний ублюдка из Багряных Вод на трон!
Я убью его, прорычала Ромэйн.
Пойдем. Фэй мягко развернула её и подтолкнула в спину. Мы должны добраться до Перекрестка и найти лошадей.
Ромэйн сжала рукоять топора и твердым шагом пошла вперед. Лаверн поплатится за это. Он еще вспомнит Дом Наполненных Чаш и сполна заплатит за каждую слезинку, пролитую её людьми.
Глава 6
Мерзость
чтобы он не отвлекал тебя от занятий. И больше не добавляй в этот напиток цветы сливы.
Шелестя мантией, наставница вышла из комнаты, оставив Хести наедине с котлом. Она заглянула в него, вздохнула и потащила его в уборную, чтобы опустошить.
Разговоры о прошлом её народа вызывали в ней странное чувство, похожее на отголоски гнева их предков, переживших страшные годы, полные насилия и несправедливости. Верховная жрица говорила, что в каждом потомке лунного народа сохранилось желание отомстить людям, но Хести не чувствовала к ним ненависти. Глупые, жестокие и неповоротливые люди забавляли её, казались странными, как экзотические животные. Возможно, это потому, что всю свою жизнь она провела в горах и никогда не приближалась к ним.
Хочется ли ей убить мальчишку-калеку? Едва ли. А вот огреть его котлом по голове еще как.
Жрицы храма Черной Трехликой Матери с самого детства учили её ненависти, вместо сказок на ночь читали древние летописи, в которых в красках описывались ужасы Столетней войны. У Хести никогда не было выбора, она просто не могла смотреть на людей без содрогания и отвращения. Семена ненависти прорастали в ней, давали свои плоды, и, в конце концов, она убедила себя в том, что люди заслуживают уготованной для них судьбы.
Опустошив котел, она вышла в коридор и пошла к комнате калеки. Пусть она не обязана во всем подчиняться Лаверну, это задание вызывает у нее интерес. Мальчишка оказался не таким уж бесхребетным и, если она узнает, кому он отправлял сокола, на одного наследника Дома Багряных Вод может стать меньше.
Верховная предлагала Лаверну убить калеку, но тот по непонятным причинам решил сохранить ему жизнь. Неужели его глупый лепет о родной крови это правда? На первый взгляд между братьями нет ничего общего.
Она вошла в его комнату без стука и застала мальчишку за шахматной партией.
Что тебе нужно? Он покраснел, будто его застали за чем-то постыдным.
Шла мимо, ответила Хести. Решила взглянуть на птенчика, за которым мне приказали наблюдать.
Значит, других дел тебе действительно не доверяют? фыркнул мальчишка.
Можешь жалить меня сколько угодно, мне наплевать. Хести по-хозяйски уселась на мягкую кровать и откинулась на подушки. А ты, я смотрю, настоящий затворник, да? У тебя что, нет друзей? Сидишь здесь целыми днями.
Глядя на тебя, могу задать тот же вопрос, огрызнулся калека.
Погоди, погоди, Хести подалась вперед, у тебя что, есть зубы?
Замолчи, пробормотал он.
А не выходишь ты, должно быть, из-за ноги, да? Знаешь, что делают с калеками на моей родине? Сбрасывают их с Жертвенной Скалы, чтобы мать не мучилась.
Моя мать умерла.
Хорошо, что она не видит какой ты жалкий.
Он вскочил и тут же зашипел от боли. Схватившись за ногу, мальчишка медленно опустился на стул и принялся растирать мышцу. Хести усмехнулась.
Не делай резких движений, калека.
Тебе нравится насмехаться надо мной? Он вскинул голову и уставился на неё своими темными, жалобными глазами. Так знай, что мой брат преуспел в этом намного больше, чем ты, и ни одно твое слово меня не ранит.
А чего тогда ты вскочил? Хести улеглась на живот и подперла подбородок руками.
Не смей говорить про мою мать, прошипел мальчишка. Никогда.
Давно она умерла? сжалившись, спросила Хести.
При моем рождении.
Тогда почему ты так разозлился? Вы ведь даже знакомы не были.
Человеку, съевшему сердце собственной матери, этого не понять, зло бросил он.
Я не человек, резко одернула его Хести. Никогда не забывай об этом, калека.
Он вздохнул и повернулся к шахматной доске. Хести разглядывала его и пыталась понять, почему он так её раздражает. Хотелось сделать ему побольнее, укусить, ужалить, сделать так, чтобы на этом юном мальчишеском лице проявилась истинная сущность человеческой природы жестокость и жажда разрушений. Но мальчишка только морщился и шипел, как дикий кот, в его глазах не было ненависти.