Что... Я... Гермиона стряхнула задумчивость и посмотрела на Снейпа, который наблюдал за ней с ироничным исследовательским любопытством. По меркам Снейпа, такое выражение лица вполне могло сойти за широкую улыбку до ушей. Теперь уже был черёд Гермионы думать, чем она так его позабавила, не считая внезапно свалившегося на неё косноязычия. Хотя он смотрел без издёвки, даже с особым вниманием, Гермионе стало не по себе: словно она оказалась одной из его лабораторных мышей, давших интересную реакцию на зелье. «Равнодушно, ты должна ответить максимально равнодушно и уверенно», напомнила она себе. Разумеется, я бы не приняла такой подарок.
Верно, он кивнул. Есть подарки, которые принять не всегда возможно. Неприлично дорогие. Или просто неприличные, он странно усмехнулся, и Гермиону снова пронзило ощущение странной тревоги. Снейп подался вперёд и впился в неё взглядом чёрных, неприятно-глубоких, словно бы бездонных, глаз. «Интересно, а есть у легитименции функция гипноза? почему-то подумала она. Без всякого Конфудуса, просто проникновение в сознание... и подчинение его своей воле». Снейп, между тем, продолжал, тихо, но отчётливо выговаривая слова, слегка растягивая их так, что каждое звучало угрозой. А знаете, мисс Грейнджер, какой самый неприличный подарок?..
Он приблизился ещё сильнее, и Гермиона невольно отодвинулась. Не от отвращения в сущности, нельзя было сказать, что Снейп был неприятен до такой степени. От страха. Как ни глупо было бояться тому, кто недавно решил умереть, она всё же боялась. Чего-то иррационального, что исходило от него волнами почти ощутимой, плотной, как морская вода или штормовой ветер, энергии.
-...Жизнь! Жизнь, мисс Грейнджер, слишком дорога и слишком... интимна,
словно фотографии под ярким светом лампы. Но девушка упрямо продолжала, стараясь не задумываться, насколько глупо выглядит: И, вдобавок ко всему, никто не помнит о моём дне рождении. Я столько раз говорила им об этом, а они... «Гермиона, прости, совсем замотался, давай я тебе подарок на следующей неделе отдам?» Мне что, подарок нужен?! она не заметила, как постепенно снова вошла в раж, говоря всё громче и громче, пока не сорвалась на крик. Мне нужно, чтобы кто-то обо мне помнил! Чтобы кто-то поднял свой зад, отменил все дела и пришёл! Потому что это и называется «внимание»! А я для них просто пустое место...
На некоторое время воцарилась тишина. Гермиона, не отрываясь, смотрела на камин, боясь нарушить молчание или пошевелиться. Она ждала, что Снейп вот-вот скажет ей что-то обидное, про то, что она, хоть и героиня войны, просто избалованная девчонка, страдающая из-за мелочей. И скажет это своим излюбленным язвительным тоном, от которого чувствуешь себя так, будто с тебя тонким слоем срезают кожу. Или ничего не скажет. Просто брезгливо поморщится. И почему-то ей было больно от того, что он мог так сделать. Наверное, потому что он был первым и единственным, кому она вообще рассказала, что с ней происходит. Но время шло, а Снейп, как и она, смотрел куда-то внутрь камина, сквозь кованные завитки решётки, и молчал. Наконец, он тихо произнёс:
Ну, хорошо. Я пришёл. Я вспомнил. Полегчало?
И никакой издёвки. Но Гермиона молчала. Потому что знала, что если заговорит, то неизбежно скажет правду. А правда была слишком оскорбительна, несправедлива. Она была в ярости от того, что пришёл именно он. Его появление только подчеркнула то, что она, Гермиона Грейнджер, не достойна на свой День рождения ничего лучшего, чем Снейп. Любой, любой другой человек бы подошёл. Даже младший секретарь суда, девчонка-практикантка, у которой вечно слезились глаза из-за сенной лихорадки. Но не Снейп. Мгновение, когда его мнение было для неё важно, испарилось, словно его и не было. «Я хотела не этого! кричало всё в ней. Я хотела, чтобы со мной были друзья, или умереть. Или чтобы меня спас... Гарри. Или Невилл. Или даже Луна. Да что там хотя бы наш прокурор мистер Джастис. Но не этого! Это какой-то дикий, безумный фарс... Когда же я проснусь...» Но Снейп сам избавил её от дальнейшего внутреннего монолога. Видимо, переполнявшие эмоции и так отражались на её лице.
Нет, он не спрашивал, а констатировал. Ну разумеется, нет! Такие как я должны получать приглашения, но вежливо отказываться, потому что их присутствия никто не ждёт, Снейп произнёс это с такой горькой издёвкой, что Гермиона дёрнулась, словно от удара. И почему она не смогла держать свои эмоции при себе? Он продолжал: А если уж я собрался прийти, то Вы вправе ожидать чего-то такого, что полностью перевернёт Ваши представления... Например, заявиться к Вам в розовой мантии и попросить Вашей руки и сердца!
Гермиона посмотрела на него с выражением ужаса на лице, не в силах оторвать глаз от разгневанного именно, разгневанного! Снейпа, в тоне речи которого было столько ярости, ненависти, горечи, тоски и Мерлин ещё знает каких эмоций. Его глаза горели и практически метали молнии, дыхание было нервным и прерывистым. А она-то считала его невозмутимым! Но Снейп истолковал её мимику превратно.
Это была ирония, мисс Грейнджер, он устало усмехнулся, резко прервав свою вспышку гнева, словно её и не было. Гермиона чувствовала себя странно одураченной. Словно на ярмарочном аттракционе: вот кролик, а вот он исчезает в шляпе. В детстве она всегда знала, что в фокусе есть подвох, но не могла угадать в чём, и это ужасно её злило. Снейп был такой же волшебной шляпой: он вытаскивал одно настроение за другим, а потом, как ни в чём не бывало, прятал их обратно. Я не для этого возвращался с того света, чтобы загубить свою жизнь браком с Вами.