Сам! Во главе едет! На белой лошади, как король. Четыре обоза с добычей везут! ликующе доложила девушка. Радость-то какая, миледи!
Да! Счастье в дом. Слава Матери Мира! Ольвин поспешно набросила на плечи плащ из меха макдога. Ступай, девочек приведи! Да пусть нарядятся Торопись!
Ольвин сбежала вниз по длинной лестнице, подобрав расшитый золотом подол. Сердце в груди билось гулко и взволнованно.
У ворот уже собралась добрая половина замка. С крепостной стены окрестности просматривались на много рильинов вокруг, и отряд воинов заметили давно. Однако ей не сказали, пока не уверились, что это господин возвращается домой.
Сразу несколько всадников въехало в ворота. Пар валил от лошадей, тая в морозном воздухе. Но она смотрела только на одного.
На белой кобыле, в полном боевом доспехе и свободном плаще, подбитом волчьим мехом, широкоплечий и могучий, как дикий тур, милорд Форсальд ар Вандар, владетель земли Солрунг, казался сказочным великаном.
Ольвин терпеливо ждала, пока он спустится с седла. От природы невысокая, плотная и коренастая, она не доставала даже до плеча этого исполина, а сейчас и вовсе могла лишь коснуться его стремени.
Она была готова броситься к нему, едва ноги милорда ступили на его родную землю. Но тут Ольвин увидела её.
В седле позади мужа сидела
Женщина! Странная женщина, одетая в мужскую одежду, какую носят только бессмертные дикари.
Форсальд обернулся к ней, протянул огромные руки и, легко подхватив незнакомку, поставил её рядом с собой.
Ольвин замерла на месте не в силах шелохнуться, улыбнуться, сказать хоть что-то. Лэмаяри! Незнакомка была из «детей моря». Никаких сомнений! Вот откуда эта странная одежда. Рабыня. Пленница.
Ольвин только теперь увидела, что руки девушки связаны, одежда грязна и порвана местами, чёрные как смоль волосы спутались.
И всё-таки она была красива. Невероятно красива! Красива, несмотря на неряшливый вид, злой взгляд исподлобья, несмотря на несколько кровоподтёков, темневших на её безупречном лице.
Ольвин не понаслышке знала, как тяжела рука её милорда. Первое время,
только появившись в Солрунге, она, привыкшая, чтобы все её капризы исполнялись немедленно, пыталась спорить с ним и не скупилась на дерзкие слова. Но Форсальд очень быстро отучил её иметь собственное мнение.
Теперь, взглянув в глаза лэмаяри, сияющие неземной синевой, словно небо в ясный зимний день, Ольвин поняла, что та тоже не привыкла молчать и быть покорной. Но, судя по верёвке на запястьях, она пока не уяснила, что иногда смириться легче.
Ни капли жалости не проснулось в Ольвин при взгляде на пленницу, лишь холодный удушающий страх вдруг сдавил её грудь тисками.
Слишком красивая рабыня!
Разве мало их повидала на своём недолгом веку Ольвин: рабынь, наложниц, просто смазливых служанок и не очень смазливых тоже. Её милорд не был слишком разборчив, он брал в свою постель всех подряд. А Ольвин лишь оставалось лежать одной на холодном пустом ложе, гадая в бессильной ярости, с кем она делит любовь своего мужа сегодня. Их было так много, что она со временем сбилась со счёта, просто ненавидя всех этих девиц, что работали и жили в замке. Зачем было делить их на части, знать по именам или в лицо, если можно было в любую ткнуть пальцем, сказав: «Мой милорд спал с этой!», и не промахнуться.
Но сейчас в душе её проснулось нечто тёмное, едкое, как дым погребального костра, отравляющее изнутри, леденящее, как студёные воды Спящего моря зимой.
Форсальд сделал пару шагов навстречу, остановился подле, посмотрел сверху вниз, и пришлось на короткий миг забыть о нежданной беде, пришедшей в её дом.
Ольвин, приветствовал он, и, склонившись, поцеловал в лоб, будто благословляя.
Он всегда был немногословен и ласковых слов на людях никогда не говорил, но сейчас ей показалось, что супруг особенно холоден и равнодушен к ней.
Милорд мой, с возвращением! нежно сказала владетельная госпожа Солрунга. Удачным ли был твой поход?
Разве сама не видишь? Погляди, сколько добычи мы привезли!
Форсальд улыбнулся и махнул рукой в сторону обозов.
Взгляд его зацепился за невольницу, что понуро стояла посреди двора, зыркая по сторонам сапфирно-синими глазами, словно дикий зверёк.
«Знать бы, уже успел или ещё нет?» пронеслось в голове Ольвин, и от внезапно нахлынувшей ревности слёзы заблестели на глазах.
Поди сюда! окликнул Форсальд, но рабыня не двинулась с места. Анладэль!
Лэмаяри нехотя приблизилась, глядя себе под ноги. Форсальд обнял её за плечи, подтолкнув вперёд. Рука его осталась лежать на поникшем плечике «дочери моря».
«Успел!» обречённо пронеслось в голове Ольвин.
Вот ещё! Рабыня новая. Анладэль зовут, небрежно бросил Форсальд и опустил глаза.
«Тварь проклятая!»
Ольвин и сама не поняла, о ком была эта последняя мысль: о неверном супруге или красивой дикарке.
Девочки мои! радушно протянул Форсальд, заметив дочерей.
Ольвин не глядя знала, что они где-то там, за её спиной, стоят себе тихонько, ожидая очереди, дабы поприветствовать отца. Она держала их в строгости и послушании, считая это единственно правильным.
Как знать, если бы собственные родители не баловали её так, может, теперь ей было бы проще смириться со многими порядками в доме мужа. За дюжину лет, прожитых вместе, она успела подарить ему четырёх дочерей. Старшая уже совсем невеста Ольвин была немногим старше её, когда оказалась на брачном ложе.