А что этот врач?.. сказал он.
Ну да, врач очнулась Имельда. Про него здесь много чего говорили про его делишки. Как он в этом доме в общем, разное болтают. Он был не слишком приветлив
с соседями, ничего о себе не рассказывал. Что ни слово, то грубость. Вот его и не любили. Придумывали про него невесть что. Я-то ничему такому не верю. А потом его не стало.
Не стало? переспросил Стэн.
Ну, уехал. Исчез. Помер. Про него никто ничего не знает, ответила Имельда. Я думаю, у него начались неприятности. Какой-нибудь скандал. Короче говоря, однажды утром оказалось, что в доме никто не живет. За день до того кто-то был, а тут раз, и ни души. Все заперто: двери закрыты, окна занавешены, на воротах замок. Он так больше и не появился.
Значит, дом все время пустой? спросил Стэн.
Имельда кивнула:
Вот именно. Туда никто никогда не заходит, даже почту не носят. По-моему, парадным въездом уже и пользоваться-то нельзя, так он зарос. Она замолчала и с хитрой улыбкой поглядела на Стэна: Конечно, если захотеть, туда можно пробраться через лес, там ведь еще одни ворота те, у которых мы встретились про них, правда, мало кто знает. А теперь мне пора, сказала она и добавила: Просто преступление так запустить этот парк! Статуи там ни к чему, я согласна, но сама лужайка Она покачала головой. Я по ней прошлась граблями в прошлом году. Может, и не надо было, но я решила, что от этого никому хуже не станет.
Имельда пошла к дому. Уже открывая калитку, она в последний раз обернулась и проговорила:
Грустные эти фигуры. Бегут куда-то, а на самом деле давно поумирали
Имельда махнула рукой и скрылась за дверью, потом убежала Флоелла, и Стэн остался один. Он стоял на дороге и думал о старом доме, заброшенном парке и статуях из гладкого серого камня.
Вернувшись домой, Стэн обнаружил в прихожей кипы рваной оберточной бумаги, а на кухне среди кучи разноцветных пакетиков сидел Папочка и извлекал из сумки очередную порцию покупок. Папочка радостно закивал и достал из-под коробок с рассадой большой нарядный сверток. Он усмехнулся и протянул его Стэну:
Открывай!
Стэн разрезал ленточку Дротики и мишень. Сколько лет он уговаривал Папочку их купить! Он поменял бы на них любую книжку о привидениях! Но Папочка упорно называл их опасной игрушкой и не желал прислушиваться ни к каким доводам.
Вот это да! Спасибо! Ну ты даешь! выпалил Стэн.
Папочка посмотрел на него неожиданно серьезно.
Я хочу, чтобы у нас опять был настоящий дом, Стэн, сказал он. И он у нас будет. И Папочка улыбнулся.
Стэн кивнул. Да, он понимал.
Когда это началось? Почти три года назад, но Стэну все время казалось, что это случилось на прошлой неделе. Откуда-то выползла странная пустота и проглотила весь смех, все их игры, весь дом.
Во вторник, в тот день, когда умерла мама. Очень солнечный день. Стэн до сих пор помнил, как удивило его, что на улице бегали и хохотали дети.
А у них была тишина. Даже старые часы в прихожей не хотели больше тикать. Эти часы мама всегда заводила сама.
Они с Папочкой сидели в гостиной, но все равно можно было подумать, что дом пустой.
И что здесь всегда молчат.
Они прожили молча много дней, недель, месяцев.
Стэн на цыпочках слонялся по комнатам, боялся присесть, боялся дотрагиваться до вещей. Он мало что понял. И ему не у кого было спросить. Ему никто не объяснил. Никто не мог объяснить, почему она заболела, почему ее не вылечили доктора, почему она умерла и больше к ним не вернется. Флоелла заперлась у себя в комнате и все время читала.
Наверное, ей было еще хуже, потому что она была старше и больше знала. Но Флоеллу трудно понять. Она никогда не плакала. Может быть, у себя в «Дневнике чувств» она заполнила страничку под названием «Грусть» и немного утешилась.
Ну а Папочка Папочка изо всех сил старался, чтобы все было как раньше. Водил их в школу, в гости к друзьям, покупал им еду и даже заставлял себя время от времени пробормотать: «А ты знаешь, что мама»
Он хотел, чтобы они видели его веселым, но смех у него был какой-то ненастоящий. И голос тоже: как будто он уговаривал их выпить «это вкусненькое лекарство» или сходить в гости к противному дядюшке Арчи, у которого «вот увидите, как вам понравится». Специальный голос для разных «это-совсем-не-больно». А им было больно. И даже очень.
Им хотелось спрятаться от пустоты. Но было негде. И только прошлым летом они вдруг опять начали жить. Как-то вечером, когда Папочка разбирал антресоли и наткнулся на целую коробку фотографий.
Стэн с Флоеллой их раньше не видели. Они там были совсем малышами радостные детишки со счастливыми папой и мамой. Все вместе.
Они их рассматривали, а Папочка сказал:
Просто удивительно, Стэн, как ты на нее похож.
И голос у него был самый обыкновенный. Не торжественный, не особенно грустный, не этакий радостный
голосочек. Нормальный голос.
А Флоелла вцепилась в какую-то фотографию и ужасно долго на нее смотрела.
А потом вдруг сказала:
Я сама тогда больше всего хотела умереть.
И заревела. И у Папочки тоже текли по носу слезы.
Стэн стоял и не знал, что ему делать. Она ведь не плачет. Даже когда ударится ужасно сильно. А Папочка, если у него заметят слезинку, всегда объясняет, что это от холода или что-то попало в глаза