Настоящие, сибирские! Первый сорт!
Как раз за этим занятием и застал его Ленин.
Эгей? Что это вы там делаете! еще со двора крикнул Владимир Ильич.
Когда гости вошли, пельмени уже были на кухне и под тяжелой крышкой эмалированной кастрюли беззвучно перекатывались в крутом кипятке, приправленном перцем.
В давно не топленной квартире пельменный «дух» распространился мгновенно. Первым уловил его Владимир Ильич.
Наденька, а нас с тобой, кажется, предали
Не предали, а решили порадовать, из-за фанерной перегородки поправила его смущенная хозяйка.
Нет, нет, именно предали. Мы ведь с Николаем Матвеевичем условились никаких угощений. Если б я знал, не пришел бы, честное слово.
Владимир Ильич, натыкаясь на стулья, нервно расхаживал по тесной комнате.
Сибирские, торжественно возвестила Вера Спиридоновна, появившись в дверях с пышущей паром кастрюлей.
Я уже учуял, что сибирские, но откуда? Из каких таких закромов?!
Когда на шумовку упала первая горсть пельменей и Ленин, наклонившись, увидел, что сделаны они из белой, ослепительно белой муки, он даже зажмурился и щека его перекосилась, как при зубной нестерпимой боли.
Глянув на Степановых, он сказал как-то глухо и тихо, но совершенно отчетливо:
Ну вот что, дорогие хозяева. Сердитесь на меня или не сердитесь, я эти пельмени есть не буду. Да, да! И вам не советую. Не знаю, у кого как, а у меня они в горле застрянут. До свидания. Решение принято единогласно, уже с порога обернулся он, крепко взял под руку Надежду Константиновну, обжалованью не подлежит.
Утром в понедельник Ленин пришел на работу мрачный, каким его уже давно не видели. Одного за другим вызвал к себе всех товарищей, в той или иной мере ответственных за борьбу со спекуляцией. Всем надавал срочных и сверхсрочных заданий, а под конец еще строго-настрого предупредил:
Проверять буду сам. Рабочие пухнут с голоду, а господа с барахолок благоденствуют и жиреют.
Когда вызванные работники, повторив полученные распоряжения, разошлись, Ленин попросил соединить его с Николаем Матвеевичем.
Пока секретарь накручивал урчащую ручку аппарата, Ильич, как бы разговаривая сам с собой, сказал задумчиво и уже совсем не строго:
Надо помириться со стариками. Они-то мало в чем виноваты. Честные, хорошие люди.
Ленин не хотел было напоминать Степанову о случившемся, но как-то само собой получилось, что разговор с первых же слов завязался вокруг вчерашнего.
Николай Матвеевич? Говорит Ленин. А об охоте мы так и не условились? Может, двинемся в следующее воскресенье? Вот убьем медведя, тогда я к вам на пельмени сам напрошусь, а Сухаревку презираю и ненавижу! Слышите? Пре-зи-ра-ю! Так и передайте Вере Спиридоновне от нас двоих.
Так и передам, Владимир Ильич.
Морозное, метельное утро следующего воскресного дня рано подняло на ноги давних друзей. Проезжая мимо еще не проснувшейся Сухаревки с утесом кирпичной башни, нелепо громоздившейся на пути, они переглянулись молча, многозначительно, даже весело.
УПРЯМАЯ ЛАМПА
Никто из поздних прохожих и не догадывался, что это был свет лампы, зажженной над рабочим столом.
Никто не знал, что это Ленин не спит сидит с карандашом и книжкой в руках. Прочитает страницу, запишет что-то и дальше; пододвинет лампу поближе и снова за чтение. А лампа та еле-еле светится Ленин сам распорядился ввернуть именно такую.
И ни одной свечой больше!
Родные и близкие пытались
протестовать, уговаривать:
Нельзя, врачи не позволят. Так ведь зрение можно испортить.
А он:
Ничего! Я часок почитаю и лягу.
Вскоре огонек действительно исчезал.
Немногие знали, что это вовсе не сон, а рассвет пробирался в комнату Ленина.
Ну, вот и отлично. Теперь можно и погасить, устало щурился Ленин через окно на золотой купол, отразивший первую зыбкую блестку зари.
И снова шелест страниц шевелил настороженную тишину еще не иссякшей ночи.
Никто в точности не знал, когда засыпал Ленина, во сколько просыпался. Он сам себе установил шестнадцатичасовой рабочий день и сам же его то и дело нарушал.
Вот еще полчасика и все
Однажды домашние, чтобы хоть как-то облегчить изнурительный труд Ильича, потихоньку от него заменили тусклую лампу на чуть более яркую. Ленин сразу заметил «подлог», очень рассердился, потребовал «восстановить порядок» и возвратить на склад «незаконно полученное имущество».
Это мое рабочее место, и, кроме меня, никто не должен здесь распоряжаться. Никто! Вся Россия сидит без света, а вы мне тут целую иллюминацию устроили. Зачем? На каком основании? Еще раз запомните шестнадцать свечей, и ни одной свечой больше! Ясно?
Надежда Константиновна попробовала робко возразить:
Ясно-то ясно, но как же быть с шестнадцатью часами? Тогда и тут надо условиться совершенно твердо шестнадцать часов и ни одним часом больше!
Сказала она это так мягко, что Владимир Ильич вдруг перестал сердиться и рассмеялся громко, безудержно, заразительно.
На такие условия почти согласен!..
Что значит почти? Мы все на этом просто настаиваем.
Ну, хорошо, хорошо, согласен без всяких оговорок. Только, чур, за временем следить буду сам.
За работой Ленин все чаще и чаще забывал взглянуть на часы. Но после этого случая почти каждый раз перед тем, как сесть за стол, он тихонько от всех приподымал звенящий колокол зеленого абажура: проверял, та ли лампа стоит.