Обыда глянула на покрывало, провела пальцем по узловатому вышитому знаку.
Никто тебя тут не обидит, если меня будешь слушать. Я тут главная. Я, яга Обыда.
Ярина кивнула, хоть и не поняла ничего это Обыда по лицу прочла, но настойчиво повторила:
А про чёрточки расскажи.
Расскажу, глазастая.
Сейчас?
Да погоди немного, дай хоть чаю попить. Или ты и есть не хочешь? Сушки у меня заварные, вчера поставила. Хлеб с орехами. Неужто не попробуешь даже?
Ярина глянула за спину Обыды и ахнула: чёрный стол накрыла красная скатерть, выстроились крутобокие чашки, на полотенце засветился свежий хрустящий хлеб.
Нигде больше такой не испечь, только тут, на перепутье, сказала Обыда. Подвинула лавку, велела: Садись. Поешь. А там, может, и расскажу тебе про чёрточки.
Ярина принялась за хлеб ни крошки не уронила, ни слова
не проронила. Молчаливая. Угрюмая? Сердитая? Испуганная, как зайчишка лесной? Кто её пока разберёт. А всё же обидно будет, если нить не подхватит, если окажется, что всего лишь девчонка это, всего лишь случайно в день смерти Марийки явилась Ярина в Лес.
Глава 2. Нитка
Ярина приникла лицом к слюдяному окошку. Зацепилась волосами за деревянные узоры по краю резных волков с острыми зубцами-гривами. Мотнула головой, дёрнулась и, оставив клок на осиновой волчьей гриве, вгляделась в то, что творилось во дворе.
Клубилось небо. Ни следа от вчерашнего пасмурного жемчуга: тучи ворочались зелёные, грузные, с болотными оторочками. К ограде, заперев горизонт, схороводились ёлки. Ниже ёлок жались светлые берёзы кроны их отдавали свежей, дымной зеленью.
Много-много домов рассы́палось по опушке мелких избушек, будто игрушечных. От каждой тянулись белые нити: от конька, от крыльца, из окон. Нити уходили вверх, дрожали, натягиваясь туже, туже, и кончались на пальцах Обыды узких, увенчанных белыми ногтями. Яга выросла в половину двора, поднялась выше молодых берёз, выше елей. Пышные рукава запросто бы вместили по четыре лебедя, а на шее висел оберег с половину печи.
Заскрипели половицы; Ярина оглянулась, но в избе было мрачно и пусто. «Домовой, поди», вздрогнула она. Посыпались монеты. Ярина вскочила с лавки и, озираясь, шмыгнула к двери. Но не успела добежать, как щеколда потянулась, осыпая ржавые хлопья. Закрылась. Всхлипнула створка.
Ярина прижалась к стене, чувствуя, как от брёвен расходится влажный холод. В ноздри забились запахи мха, сладковатой плесени, опилок. Прятаться было некуда. За окном тянула белые нити огромная Обыда. Дверь заперта дубовая, крепкая, не пробьёшься. Не сбежать.
Со двора донёсся тягучий звук. По полу поползла тень. Ярина оцепенело ждала, когда тёмное пятно доберётся до неё. Тьма коснулась ноги, но ничего не случилось. Коснулась другой опять ничего. А потом тихий холод пошёл по телу, поднялся до колен, до пояса, помедлил и потёк выше, выше, к груди, к горлу.
Ярина закричала, но голос пропал. Забилась, стряхнула с себя тёмный вихрь. Он облаком поплыл по воздуху, на лету обращаясь в клочья гари, в пыльные скорлупки. Ярина вскочила на лавку. Со всей избы, изо всех углов надвигалась мгла, и только из окна лился свет, и звучала со двора странная песня. Голос влёк и пугал, подрагивало что-то внутри. Ярина прижала ладони к слюдяным квадратам, впитывая слабое тепло, зажмурилась, чувствуя, как вновь настигает тёмный вихрь. Тогда она распахнула глаза, изо всех сил вглядываясь в Обыду в бело-красном платье с чёрными узорами по рукавам, в седые волосы, в медное солнце, стоящее над головой, в белые нити
В домах одна за другой вспыхивали лучины. Тени уходили от околиц, распускались крохотные цветы. Чем свободнее, чем светлее становились дворы, тем дальше отступали от ограды ёлки. С криком взвилось в небо вороньё, одна из нитей дрогнула и лопнула с холодным железным звоном. Ярина рванулась подхватить, но только ударилась пальцами о слюду. Нить упала в траву. Мгла подобралась, лизнула пятки ластящимся волком.
Ярина зажмурилась, представив, что слюдяного оконца нет. Что протянет руку и схватит белую нитку, дёрнет, и Обыда поймёт, что она одна в избе, а тьма налетает, тянет когти И потеплеет вокруг, иней уйдёт со стен, и лютая зима отпустит горло.
Выбросила руку вперёд, отчаянно, с криком, поймала нить. Ладонь примёрзла к ней не оторвать. Обожгло лиловым огнём, тряхнуло, завертело, как сухой лист в урагане, ударило осколком, посыпалось на голову слюдяной крошкой, землёй, пеплом И всё стихло. Простёрся вокруг солнечный луг, цветы и камни.
Длилось это всего мгновение Ярина не успела ни отогреться, ни отдышаться. Мелькнуло и пропало. В следующий миг тепло стало спине и ногам, тяжёлое одеяло легло на грудь, и снова сомкнулась мгла, но уже не ледяная, а уютная, с потрескиваньем огня, со стуком сухого дерева, с голосом, говорившим на чужом, но почти понятном языке. Ещё чуть-чуть, и ухватится, и поймёт
И вправду поняла. И как только поняла различила в слабо затеплившемся свете склонившуюся над ней Обыду.