Он повернулся к стоящему рядом молодому рабочему:
Жилин, голубчик, это вы на станке номер три работали?
Я, Алексей Платонович, смущенно переступил тот с ноги на ногу.
И что же вы, уважаемый, резец после каждого прохода не проверяли? А настройку центров кто позволил трогать?
Я ожидал обычной едкой тирады, но Руднев вдруг сменил тон:
Ладно, идите. Завтра с утра покажу, как правильно. Будем учиться.
Циркулев удивленно приподнял бровь:
Однако, коллега, вы проявляете неожиданное педагогическое терпение.
А что делать? Руднев пожал плечами. Парень старательный, просто опыта нет. Не всем же в Императорском училище практику проходить.
Он снова склонился над деталями:
Вот тут, смотрите, Игнатий Маркович. Текстура поверхности неравномерная. Похоже, при шлифовке круг неправильно правили.
Действительно, Циркулев поднес к глазам лупу. Помнится, в Германии на заводе Рейнекера применяли особый метод правки.
Знаю-знаю, перебил Руднев. Алмазным карандашом под углом сорок пять градусов. Только у нас алмазов нет. Придется думать что-то свое.
Он достал из кармана сюртука блокнот, принялся быстро чертить:
Вот, смотрите. Если изменить геометрию правящего инструмента
и добавить осцилляцию, то вопрос решён, видите?
Я с интересом наблюдал, как эти двое, забыв об обычных пикировках, увлеченно обсуждают технические детали. Циркулев что-то доказывал, чертя схемы прямо на полях блокнота, Руднев возражал, но уже без обычной язвительности.
Неожиданно раздался грохот в лабораторию ворвался запыхавшийся молодой инженер Егоров:
Алексей Платонович! Там на станке номер пять
Тише! шикнул Руднев. Это вам не проходная, а храм точности. Что там со станком?
Вибрация странная появилась при работе.
Ну конечно! Руднев хлопнул себя по лбу. Мы же вчера сменили режим обработки, а динамическую балансировку не сделали. Идемте, коллеги, покажу, как это лечится.
Он сгреб детали в карман сюртука и устремился к выходу. Циркулев, кряхтя, поспешил следом.
Игнатий Маркович, обернулся вдруг Руднев, а помните, вы говорили про способ центровки шпинделя по методу Деритрона? Кажется, он тут может пригодиться.
Помню-помню, оживился профессор. Сейчас продемонстрирую
Я остался в лаборатории один. На гранитной плите поблескивал забытый микрометр. Взял его в руки, вспомнил свои ощущения в двадцать первом веке, когда впервые держал похожий прибор. Тогда все казалось проще, нажал кнопку на компьютере, и станок с ЧПУ сделает деталь с микронной точностью.
А здесь, в 1929-м, каждая сотая миллиметра давалась потом и кровью. Но именно так, через труд и поиск, рождалось настоящее мастерство.
За дверью раздались голоса, Руднев что-то объяснял рабочим, Циркулев вставлял замечания, Звонарев возбужденно предлагал очередное усовершенствование. Обычный рабочий день продолжался.
Спустя совсем короткое время мы смогли продемонстрировать результаты комиссии. Их уже через месяц невозможно сосчитать. Призывали к нас с заводной регулярностью. Проверяли, как идет строительство завода.
В тот октябрьский день в цехе собралась внушительная делегация из наркомата. Я стоял у нашего первого токарного станка, наблюдая за приготовлениями к испытаниям. Руднев в неизменном лиловом пиджаке колдовал над измерительными приборами, то и дело поправляя сползающие очки.
Коллега, Циркулев придирчиво осмотрел режущий инструмент, вы уверены в правильности углов заточки?
Уж не учите меня, Игнатий Маркович, фыркнул Руднев, но в его голосе прозвучала скорее привычка пикироваться, чем настоящее раздражение. Я эти резцы из особой стали сам затачивал. Можно хоть бриться.
Начинаем! скомандовал я.
Станок плавно загудел. Первая деталь, калибровочный вал для проверки точности, медленно закрутилась в патроне. Руднев, необычно сосредоточенный, включил подачу. Тонкая стружка завилась спиралью.
Председатель комиссии, грузный инженер с орденом на лацкане, достал золотые часы:
На все испытания даю час. У меня еще три завода сегодня
Час? Руднев поднял бровь. Да хватит и двадцати минут. Только потом не говорите, что это невозможно.
Звонарев, устроившийся у пульта управления, азартно подмигнул мне. Его система автоматической регулировки подачи работала безупречно.
Через пятнадцать минут первая деталь была готова. Руднев бережно снял ее, понес к измерительному столу. Комиссия сгрудилась вокруг.
Позвольте, Циркулев первым взялся за микрометр. Так отклонение от номинального размера невероятно!
Что там? председатель нетерпеливо качнулся вперед.
Одна сотая миллиметра, благоговейно произнес профессор. На всей длине вала.
Чепуха! председатель схватил микрометр. Это невозможно на отечественном оборудовании.
А вы проверьте цилиндричность, ехидно предложил Руднев. И заодно шероховатость поверхности.
Следующие полчаса комиссия измеряла деталь всеми доступными способами. Я видел, как вытягиваются лица проверяющих, как недоверие сменяется изумлением.
Ну что, господа хорошие, не выдержал Руднев, убедились? Может, теперь обсудим серийное производство?
Позвольте еще один тест, председатель вытер платком вспотевшую лысину. Сложная деталь. Где тут был чертеж?