Понял.
Боец схватил Глинского, но тот начал вырываться, тогда я прострелил ему ногу Ефим заорал от боли.
Вначале займитесь его раной, он не должен умереть от заражения или потери крови, велел я. И смотрите, чтобы он ничего не сделал с собой. Я, конечно, сомневаюсь, что этот урод способен собственноручно оборвать свою жизнь, но мало ли, на что только не готов человек в отчаянии
Боец увёл проклинающего меня Глинского.
Есть тут кто-то из вас, кто не под кайфом? обратился я к девушкам.
Мы не употребляли ничего, тихо, испуганно ответила старшая из них, указывая на себя и ещё троих.
Отчего такое разделение?
Господин Глинский колол только тех, кто отказывал ему в повиновении, пояснила она все так же испуганно.
Вам больше не надо называть его господином, поморщился я. Оглядев их перепуганные лица, добавил: И бояться его вам тоже больше не надо. Вы все из простых семей?
Нет, я и она, всё та же девица указала на стоящую рядом приятельницу по несчастью, из дворянских семей.
О как! Я был, признаться, искренне удивлён.
Ефим, конечно, козёл, но я не думал,
что он ещё и безумец. Держать в плену и трахать знатных девиц довольно опасная затея.
Напишите свои адреса, велел я. Сегодня вы все окажетесь дома.
У одной из пленниц задрожали губы и она, схватившись за лицо, зарыдала.
Ох, господин спасибо, спасибо вам
Ну-ну, отмахнулся я, не выносивший женских слёз. Как я могу узнать адреса тех, кто под кайфом?
Я покажу вам, где господин то есть этот человек хранил наши вещи, сумочки и прочее быть может, там будут документы
Аристократка-пленница отвела меня к шкафу, открыла его, отодвинула кучу вешалок с костюмами, задняя стенка шкафа оказалась потайной дверью, за которой пряталось отделение поменьше. Там лежала гора шмотья и сумок. Так, не хватало ещё рыться во всём этом.
Найди мне их документы, бросил я девице и вышел из комнаты.
Мне необходимо было, чтобы все, кто видел меня и моих людей в доме Глинского, забыли об этом. Напоив девушек из гарема Ефима, я отправился на поиски других людей, которые могли оказаться в доме. Вскоре обнаружил прислугу, в страхе забившуюся на чердак дома, и жену Глинского и дочь, которые заперлись в подвале.
У обеих дам, которым не посчастливилось быть семьёй мерзавца, случилась страшная истерика. Успокоить их не представлялось возможным, да и острой необходимости в этом не было. Я силой влил в них они испугались, что я травить их собрался зелье забвения.
Когда все эти манипуляции были завершены, я велел своим людям отвести жену и дочь Глинского в какую-нибудь комнату.
Зелье имело очень удобное действие: усыпляло человека чуть ли не на сутки. Когда все дамы в доме уснули крепким сном, мои люди собрались в гостиной. Глинский скорчился на полу.
Я решил обшарить его кабинет в поисках чего-то интересного. Документы, найденные в ящиках стола, я прихватил на всякий случай, чтобы показать князю Амато.
А это что такое?
В одном из ящиков лежала камера. Что это за вещь такая и для чего предназначена, мне подсказала память Андрея.
Я открыл экранчик, включил. Увиденное заставило меня вздрогнуть от отвращения второй раз за день: на видео-записи Ефим Глинский вытворял жуткие мерзости со своими наложницами.
Что ж, напрасно ты снимал эти гадости, господин Глинский. Ты сделал всё для того, чтобы твоя смерть была мучительной и страшной.
Я спустился вниз и велел вколоть Ефиму такую дозу наркоты, которая заставит его биться в агонии на протяжении максимально долгого времени. И снимать каждую минуту его страданий на камеру.
Глава 7
Я пристально понаблюдал некоторое время за своими боевиками: они вели себя, как настоящие бойцы. Конечно, было неприятно видеть, как человек перед ними бьётся в агонии, но лица моих людей оставались беспристрастными, потому что каждый из них научился отделять себя, свои душевные переживания от работы. Убивать таких гадов было для них работой.
А вот двое бойцов меня разочаровали.
Один вначале, будто заворожённый, глядел на умирающего хозяина дома, затем отвернулся, словно не в силах был дальше смотреть. Моё ухо уловило, как он шепнул рядом стоящему товарищу: «Жаль мужика. Хоть и мудак был, а всё же человек живой. Эх, жаль, что помочь ему нельзя». Его напарник лишь взглянул на него, как на полоумного, и пожал плечами. Тот, который проявил сострадание, был самым юным в моей боевой группе: лет восемнадцати паренёк. Я прекрасно помнил, что он отлично показал себя при отборе профессионально стрелял.
Второй боевик откровенно наслаждался зрелищем чужой агонии. Это был здоровяк средних лет, с татуировкой на левой щеке. Помнится, он потрясающе показал себя в рукопашном бою, за
что я его и взял в свою команду.
Наблюдал за его мимикой минут пять, и всё это время здоровяк расплывался в эйфорической улыбке, глядя на то, как Глинский корчится от немыслимых страданий на полу.
Я оставил своих бойцов рядом с Ефимом, который вот-вот уже сорвётся в пропасть, и отправился исследовать ещё неизведанные части его громадного дома.
Комнаты были отделаны с небывалой роскошью. Тут и там висели дорогие картины, везде были понатыканы всякие интересные штуки, резные фигурки и прочие образцы искусства, но во всем доме я не нашёл ни одной книги: только газеты и журналы. Да уж, наркоторговец предпочитал проводить время иначе, нежели за чтением высокой литературы. Живопись в доме, как думается мне, висит просто для галочки мол, тут живёт представитель интеллигентной элиты а не как проявление любви хозяина к искусству.