Путь для моих боевиков был открыт. Мы въехали во внутренний двор поместья и, выйдя из автомобилей, устремились внутрь дома. Везде была охрана; люди Глинского были застигнуты врасплох, но за то время, пока мы таранили ворота, успели немного подготовиться. В нас полетели пули.
Я мог бы использовать хроносферу, но не хотел упрощать задачу своим парням, чтобы проверить их в реальном бою. Мне важно было знать, кто чего стоит. В том, что отобранные мною бойцы, умеют драться и стрелять, мне сомневаться не приходилось: ведь я устраивал поединки с каждым из них, прежде чем взять на задание. Нет, я хотел проверить другое: как они поведут себя, когда начнётся месиво, кто обосрется от страха, а кто покажет себя настоящим бойцом и выстоит до конца.
Когда я в своём прежнем мире был юнцом и только учился искусству боя, я запомнил одну банальную, но важную истину: не важно, насколько ты мускулист, как хорошо ты умеешь махать кулаками если твой дух легко сломить, всё остальное попросту не имеет значения. Дух и только дух ведёт главный, настоящий и самый сложный бой, и лишь от его крепости зависит исход этого боя.
Заиграла привычная для моего слуха музыка смерти: звуки стрельбы, крики, ругательства и грохот падающих тел сотрясали воздух.
Я стрелял в людей Глинского, но краем глаза следил за своими людьми. Сегодня я узнаю, кто из них перейдет из разряда пешек в ферзи.
За себя я был абсолютно спокоен. Я хорош в рукопашном бою, за последние две недели научился неплохо обращаться с винтовкой и был приятно удивлён, что порой она куда эффективнее и проще в использовании, нежели сила любого
архимага а в крайнем случае я всегда успею использовать хроносферу.
Что касается огнестрельного оружия, я оценил в ней то, что она не требует концентрации и убивает с такой лёгкостью, какой никогда не даст магия. Последняя, как бы хорошо ни владел ею одарённый, всё равно требует расхода внутренней энергии и сосредоточения.
Пальба продолжалась недолго. Вскоре мои люди одержали верх над противниками. Не без потерь, конечно: четверо моих людей погибло трое застрелены, у одного я обнаружил нож в брюхе. Я велел нескольким своим людям погрузить их тела в грузовик. Как приеду домой, надо будет поручить Яну организовать им достойные похороны. Они хорошо служили роду и погибли, как храбрецы.
Оставшиеся в живых несколько человек Глинского сдались, лишь один проявил преданность хозяину, показав себя настоящим мужчиной.
Стреляйте, я не пойду на измену, плюнул он мне под ноги, когда я подошёл к нему.
Я бы и не принял к себе на службу предателя, ответил я с улыбкой. Этого расстрелять как верного пса Глинского, который непременно попытается откусить нам что-нибудь, если оставить его в живых, велел я своим бойцам, а этих, указал я на сдавшихся, как изменников.
Пока мои парни учиняли расправу по моему приказу, я направился на второй этаж и принялся открывать дверь за дверью в поисках хозяина дома. За всеми было пусто, кроме одной она оказалась заперта. Я отошёл на пару шагов назад и с размаху выбил дверь ногой. Ступив за порог комнаты, лицезрел отвратительную картину: Ефим Глинский высокий, некогда хорошо сложенный, судя по воспоминаниям Андрея, а теперь обрюзгший мужчина, стоял посреди комнаты наполовину обнажённый, а в дальнюю стену комнаты вжались несколько девушек разного возраста самой старшей было, на мой взгляд, не более девятнадцати-двадцати. Судя по выражению лица хозяина дома, минуту назад он лихорадочно бегал и что-то искал, сейчас его глаза в ужасе метались от меня к двери и наоборот. Половина девушек выглядела едва ли не обезумевшей от ужаса; по их юным лицам стекали слёзы, едва прикрытые тела вжались в стены так, словно хотели слиться с ними. Другая половина девиц выглядела жутко: они сидели или лежали в расслабленных позах, их лица напоминали лица сильно пьяных людей, в глазах застыло странное выражение, лишённое осмысленности. Тут к гадалке не ходи: ублюдок Ефим напичкал их наркотой. Не нужно было быть специалистом в этом деле, чтобы определить, что девушки находились под кайфом. Меня передёрнуло от хаоса эмоций: неподдельное сопереживание этим несчастным хрупким созданиям, отвращение от их вида, лютая ярость к Глинскому Зло, сотворённое им, не имеет ни единого шанса ни быть оправданным, ни заслужить прощения. Всю жизнь я презирал таких, как он.
Не убивай меня! Отпусти! Я заплачу денег, сколько попросишь! Я богат, куда богаче твоей семьи! обратился ко мне Ефим тоном, в котором поразительным образом сочетались ненависть ко мне и безумная жажда сохранить жизнь любой ценой.
Даже разговаривать с тобой омерзительно, бросил я, содрогаясь при мысли, что человек может превратить себя в такую вот жалкую пародию на самого себя. Ты не заслуживаешь лёгкой, быстрой казни. Таких, как ты, я бы подвергал пыткам.
Мы закончили, господин Амато. В комнату вошёл один из моих людей. Какие будут приказания дальше?
Отведите этого Я кивнул на Глинского: куда-нибудь и напичкайте до отказа наркотой.
Простите, что спрашиваю, господин, но зачем?
Затем, что он должен испытать на собственной шкуре то, что делал с другими.