Павел Алексеев Подарок
Предпраздничный вечер перетекал во тьму зимней ночи. Где-то вдалеке уже взрывались хлопушки, а небо озарялось поспешным фейерверком.
К одному из прилавков, некогда заставленных пышными ёлками, подошёл мужчина лет тридцати пяти, не старше. Скромно прижав к себе кожаный портфель, он взором проводил женщину с ребёнком, что дружно уносили ель, купленную у пожилого продавца. Человек подступился, кашлянул так, словно попросил внимания, и обратился тихим голосом:
Простите, ёлки ещё остались?
Старик, стоявший за деревянной стойкой, с понурым взглядом покачал головой и проплыл рукой, облачённой в шерстяную варежку, по седой бороде, торчавшей из-под шарфа. Он посмотрел во влажные глаза низкорослого человека в драповом пальто и с нотой разочарования в голосе ответил:
Извините, но перед вами последнюю продал.
Неудачливый покупатель удручённо выдохнул, махнул рукой и выдавил:
Эх, придётся в лес идти.
Нет, нет, что вы, тут же остановил его старик. Приходите завтра. Я привезу с утра ещё деревьев. Только не нужно рубить их в лесу.
Какая разница, откуда ель? раскипятился покупатель. Вы не из леса, что ли, их берёте?
У меня своё хозяйство, выращиваю на продажу, ответил продавец. А то, что в лесу, это неприкосновенная природа, которую лучше не трогать.
Извините, но штрафом вы меня не напугаете! произнёс мужчина и поднял воротник пальто. Я сыну обещал и, получается, обманул его. А завтра, между прочим, Новый год.
Понимаю, сказал старик и указал на свой грузовичок. Если так нужно, то поехали ко мне в хозяйство. Оно недалеко, за городом. Там столько ёлок, выберете, какую захотите.
Мужчина косо посмотрел на продавца, шмыгнул красным носом и произнёс:
Ай, поехали, что там.
Они сели в кабину. Старик снял варежку, протянул мужчине руку и сказал:
Меня зовут Кузьма.
Приятно познакомиться, Кузьма, я Витя.
Виктор, значит? Я вам вот что скажу, он исподлобья посмотрел на Виктора, нельзя, послушайте меня, нельзя рубить в лесу деревья. Они ведь живые, как и мы с вами. Поверьте мне, я не шучу.
Да верю я, верю, нетерпеливо сказал Виктор. Поехали уже.
Пока мы будем ехать, Виктор, я вам расскажу одну историю, старик завёл автомобиль и, выкручивая руль, продолжил: Верить или нет, конечно, дело каждого. Будь я на вашем месте, тоже не поверил бы в бредни рыночного торгаша.
Вы, главное, следите за дорогой, отозвался Виктор, вжимаясь от холода в сиденье. А там, хоть историю Руси вещайте!
Кузьма хмыкнул, посмотрел в зеркало заднего вида и нажал на газ. Машина тронулась и поехала по обледенелой дороге, выбрасывая из-под колёс комочки снега. Старик пригладил к плотному шарфу бороду и заговорил тёплым распевным голосом:
Искорки снега парили в тяжёлом воздухе, пропитанном стужей позднего декабря. С глубокого неба на землю смотрел большой глаз белой луны. Он рассеивал яркий свет по пушистой вуали, что скрывала под собой небольшую, точно кукольную, деревушку, обрамлённую лесными угодьями. В ней жило мало людей, да и те или доживали свой неспокойный век, или подумывали об уезде в город. Совсем глухо там было и неспокойно.
В сторону леса по белой глади чёрной кляксой двигался мужчина, а рядом с ним с неиссякаемой энергией носился его десятилетний сын. Под звучный скрип снега они вошли в заросли. Белозубый лес встречал их своими холодными объятьями, был тих и скромен, но таинственен, словно скрывал в себе что-то страшное и мрачное. И такие мысли рождались у местных жителей нередко, хотя лес там был, на удивление, очень плодороден. С весны по осень в нём появлялись широкие ковры из грибных шляпок, а всю зиму царил жгучий холод, восхищала неописуемая красота морозных кружев.
Одни говорили, что однажды в те места с неба упала божья слеза, и после этого вокруг воронки всё начало цвести и благоухать. Другие утверждали, что земля в лесу укрывает что-то чуждое людскому подсознанию, и Дьявол пытается выбраться на волю. Оттого происходили странные дела: то человек заплутает или вовсе захлебнётся в топи, с виду походившей на салатовый гобелен; то
зрачками выискивали жертву. Из ели с жутким хрустом вырвались бесчисленные лапы, и нечто, отдалённо напоминающее символ Нового года, поднялось. Макушка в виде пятиконечной звезды лопнула, явив такую же пасть, которая в секунду разразилась проникновенным скрипом и раскрылась. В тусклом свете виднелись клыки, а с толстых губ текли слюни.
Мужчина отскочил от ожившего дерева, схватил первое, что попалось под руку, разделочный нож и, замахнувшись им, ударил по веткам, судорожно качавшимся и сбрызгивающим с себя шипящую жидкость. Капли прожигали пол, и от них к потолку взвивались струйки дыма.
У ног мужчины мелькнули три жёлтых паука. Вот только это были вовсе не пауки, а те самые мандарины, но на множестве паучьих ножек. Осклизлая кожура отслоилась от них, и взору загнанных в закоулок мрака людей явились острые зубы и маслянистые глаза в виде точек. Разноцветная мишура с противным скрежетом ползала между ног, подобно змеям, вьющимся в поисках жертвы. Ожившая гирлянда хлестала, как плетями. Она обвязала руку мужчины и сжала его запястье так, что он от боли выронил нож.