Он был среднего роста, худощавый, но не сухой, гибкий той особой гибкостью, что отличает варваров в ней чувствовалась и удивительная пластика, и огромная сила, не проступающая буграми бицепсов, но наполнившая всю плоть, стремительная, неотвратимая, опасная. Если смотреть спереди, то удлинённое лицо Зеленоглазого, с очень высоким лбом, крупным, украшенным истинно римской горбинкой носом и мощным подбородком, выглядело спокойным, мудрым, едва ли не мягким. Особенно благодаря изящным очертаниям небольшого, почти нежного рта. Профиль, восхитивший бы любого чеканщика, выдавал ещё две особенности: напор, граничивший с упрямством, и всё ту же силу, но уже силу характера, непобедимую, ибо она сочетала в себе ум, волю и смелость.
Я слышал не так давно, ты вновь выиграл на состязаниях колесниц? В голосе сенатора звучало больше чем любопытство.
Да, выиграл, подтвердил германец. Но это было всё же не так трудно, как на римских гонках.
Не скажи! вмешался, усмехаясь, Лукулл. Да, здесь состязались всего двадцать возничих, а не сорок с лишним, как то бывает в Риме, однако выбирали-то лучших из лучших, а бритты, все без исключения, хорошо управляют колесницами.
У вас же, германцев, это принято не было, а ты вот взял и научился этому искусству так, что никто во всей Империи не может тебе противостоять. Ну и злился же магистрат Публий! Он поспорил со мной на пятьсот сестерциев, что выиграет возница по имени Киорн. Этот местный красавчик специально приехал в Лондинию с севера, из какого-то приграничного города, чтобы участвовать в гонках. На него многие ставили, в Британии у него прежде не было соперников. И на тебе! Дитрих обходит его на таком крутом повороте, что смотреть-то было страшно, а потом уже не уступает ни локтя.
Состязались на четвёрках или на двойках? Тит Антоний явно хотел показать свои высокие познания в конных гонках.
На четвёрках, ответил Зеленоглазый с тем же непроницаемо любезным выражением лица. Мне, по правде сказать, всё равно, но со стороны четвёрки смотрятся ярче, особенно когда соревнуется не так много упряжек. А ты, уважаемый Тит, любитель лошадей?
Да и у меня у самого в Риме пара очень неплохих упряжек! с гордостью проговорил сенатор. Но всё же, Дитрих, я хочу вернуться к вашему разговору, который невольно прервал. Вы ведь обсуждали какую-то битву?
Лицо наместника Британии при этих словах потемнело, он уткнулся в свою чашу, словно вопрос Тита застал его врасплох. Хотя он, конечно, знал, что об этом пойдёт разговор.
Мы обсуждали ТУ САМУЮ битву, Антоний! Ту, после которой вновь пропал злосчастный Девятый легион.
Тит Антоний сморщился:
Не надо так мрачно, Клавдий! Всё же пропал не легион, а только две когорты.
Наместник едва удержался, чтобы не сорваться. Этот пухлый неженка, знающий лишь дорогу от Сената до своего дворца, а кроме них, посещающий только Колизей да свои любимые термы , кажется, действительно не понимает, что произошло.
Две когорты это в данном случае тысяча двести отборных воинов, Тит. Причём все они италики, настоящие римляне, гордость нашей армии. И пропали первая и вторая когорты, а с ними сам легат , знаменитый Арсений Лепид. И командир первой когорты Валерий Транквилл. А ещё с ними, разумеется, был орёл легиона. Тот орёл, что однажды уже побывал в плену у мятежников и был возвращён нам благодаря подвигу одного молодого центуриона Элия Катулла. Думаю, ты об этом слыхал. И, надеюсь, понимаешь, что потеря легионного орла означает не только позор для всего легиона, но и для всей нашей армии?
Ну, неужели мы до сих пор остаёмся рабами старых традиций? попытался возмутиться сенатор. Неужели так уж важен символ? Он что, гарант победы? Почему нельзя сделать такого же и на этом успокоиться? Вообще, сколько можно вбивать людям в голову идеалы, которым уже сотни лет и которые давно устарели? Согласен, в армии необходима вся эта муштра, все эти жёсткие правила, но в просвещённом обществе...
Ваше просвещённое общество, Тит Антоний, скоро погубит Империю! не сдержался наконец наместник. Ваши философствования, ваши рассуждения о правах граждан, будто права и так не узаконены, не прописаны давным-давно, все ваши призывы к терпимости, будь то терпимость к разврату и мужеложеству или к трусости, к нежеланию любить свою родину и служить ей, всё это подрывает самый фундамент государства! Неуважение к воинской доблести, снисходительные усмешки по поводу наших великих побед и мужества, пренебрежение к величию Империи вот главные союзники всех наших врагов! Подумаешь, знамя легиона! Да мало ли у нас знамён?
Что ты, что ты, почтенный Клавдий! добродушно возмутился сенатор. Разве я что-то подобное говорил? Уверяю тебя, не говорил и не думал. Просто стоит ли так уж остро переживать потерю знамени, если это произошло в бою?
Мы не знаем, как это произошло! мрачно бросил наместник. Знаем только, что почти в точности повторилась история, случившаяся более тридцати лет назад с тем же самым Девятым легионом. Ты не дал мне дослушать Дитриха, он как раз рассказывал, из-за чего Девятый легион вновь ушёл на север, за Вал Адриана.