Жданка поклонился в ноги Анне Ефимовне.
Ладно, Жданка. Вот тебе мой сказ. Коли про варницы правду сказал и про соль нашу поговорю Ивану Максимовичу. Ну, а коли лжа то слова не скажу. Своровал, стало быть. Пущай хоть голову тебе снимет Иван Максимыч.
Вот те Христос, Анна Ефимовна. Хошь, икону сыму?
Почто. Сама дознаюсь.
Анна Ефимовна быстро поднялась по лестнице, не глядя на Жданку. Он все еще стоял на коленях. Из-за бочки неслышно вылез Орёлка и бросился к отцу.
Батька, зашептал он Батяня! Ты не того Не жди от ей, от собаки, заступы. Может, убегешь? И я с тобой. А?
Полно-ка ты, сынок, сказал Жданка. Куда убечь? Всё одно поймают, холопы мы. Подь отсель. И мне время. Запрет кума-повариха.
Жданка провел рукой по вихрам мальчишки и тихонько толкнул его к лестнице. Орёлка всхлипнул и нехотя полез вверх.
В Варницах
Слышь, Максим. Не можно так дале. Разоряется промысел наш. Соль вовсе испоганилась. Покупщики брать не хотят. Подь завтра поутру в варницы. Догляди, что там деется.
Не бывал я там, Анница. Може иного б кого послала?
Ты хозяин, строго сказала Анна. Тебе и доглядеть надобно. Ну, слухай. Сказывать буду, чего спросить надобно. Перво давно ль починены цырени, год там аль два? Ладно ли чистят их? Пущай покажут, а ты догляди, много ль на тех цыренях ржавчины? Соль тоже погляди, что вновь выварена, белая аль черная.
Белая соль-то, Анница. Завсегда белая. Ведаю я.
Много ты ведаешь. Была белая, а ноне, будто, черная стала. Скажи, бракуют-де нашу соль покупщики, не берут. Может, зевают, не работают, так с того и соль плоха стала. Попужай их: Ивану Максимовичу, скажи, доведешь, он не помилует. Ну, мотри, памятуй, что молвила я. Про все спытай.
Больше и говорить не стала Анна Ефимовна. Про Жданку она и думать забыла. Промысел из ума не шел. Этакое богатство разоряется. Сама она хоть тоже из купеческой семьи была, да из бедной. Братья ее из сил выбивались, гроши выколачивали
на торговле, а тут само богатство в руки идет, а хозяева один пьяница, а другой богомолец, поклонами лоб прошиб, весь ум вышиб. Старик Строганов по Вологде знал Аннину семью, не посмотрел на бедность. Думал она хоть Максима к делу приохотит. Да, видно, дурака на ум не наставить. Анна Ефимовна с досады рукой махнула и пошла спать.
Сильно не хотелось Максиму Максимовичу в варницы итти. Утро ясное выдалось, теплое, посидеть бы на бережку Вычегды, на реку поглядеть, а там в собор зайти, помолиться. Да где ж? Анница велела, гневаться будет. Вадохнул Максим Максимович и пошел влево по площади. Только б не забыть, что наказывала Анница. Как спать лег вечор, про себя повторял, на пальцах откладывал. На пять пальцев достало. Перво давно ль чинены? Нет, не чинены, а как бишь? Чищены год аль два? А там
Перешел мост через Солониху Максим Максимыч и пошел по другому берегу. Речонка узенькая. Невдалеке озеро поблескивает, около озера паставлены варницы. Вдоль берега речки лесок, и дорога в него уходит. Посада с берега и не видно, хоть посад на том же берегу Солонихи, где и варницы.
Загляделся Максим Максимович, как круто дым к небу вьется из кровельных дыр, прямо столбиком, не шелохнется. А как вниз глаза опустил варницы черные грязные избы. «Ведомо, давно не чищены», подумал Максим Максимович.
Работники, верно, увидели, что хозяйский брат идет. Стали выходить из варниц, кланяться ему. Старший повар вышел вперед.
Здравствуй, Максим Максимыч, сказал он. Здоров ли? Уж мы за тебя бога молили, как тебя жеребец скинул. Думали неужели помрешь? Вся надёжа у нас, может, ты хозяином станешь.
Почто я? спросил Максим Максимович Иван хозяин.
Крут больно Иван Максимыч. А что ему сказываешь, вовсе не слухает. Ладно, что пришел до нас, Максим Максимыч. Сам погляди аль так можно промысел блюсти? Зайди в варницу-то. Погоди, Надейка, ране я тебя пытать стану. А ты сказывай.
Пытай, батюшка, Максим Максимыч. Пытай, все молвлю, не утаю.
Перво давно ль чищены варницы, год аль два?
Варницы? Избы ж то, чего их чистить-то, Максим Максимыч? Живут и так.
Да, вишь, черные какие.
То с воды, Максим Максимыч. Заливает их, как разольется Вычегда. Ноне сильно высока вода была. Доле месяца под водой были варницы.
А почто ж вновь у самой воды поставили? спросил Максим Максимович. Зальет же наново?
А уж не без того, сказал повар, в полую воду безотменно зальет.
А чего ж на горке не поставите. Там бы не затопило.
На горке? переспросил повар. На какой горке?
А вон там в леску, на поляне.
Тамо? Да чтой-то ты, батюшка? А рассол-то как? Тут ведь он. Коло берега.
Повар во все глаза поглядел на Максима Максимовича. Ну и хозяин!
Батюшка, Максим Максимыч, заговорил он. Варницы-то там ставим, где рассол есть. Тут, стало быть, у озерца копали, копали, до рассола и докопали. Вон она вышка-то, видишь? Там и трубы в землю идут, а по им рассол накачивается, вон в те лари, а оттоль в варницы. Рассол, он завсегда в низком месте живет, зато и
Но Максим Максимович давно перестал слушать, что говорил повар. Как про чищенье спросил, так один палец загнул, а дальше про что? Про рассол Анница не поминала. «Да, вспомнил он, про соль белая аль черная?»