Не спокайся, доченька. Долю нашу бабью запамятовала. Иван-то Максимыч не чета Максим Максимычу. Верховодить-то не дозволит.
Ну, и я не Фима, сказала Анна. Аль мне век в горнице сидеть, в пяльцах шить?
А что доченька? И мужняя жена в пяльцах шьет. Одной-то, ведомо, скучно тебе. Молода.
Эх, не то ты все молвишь, старая. Ну, да ладно. Не тебе меня учить. Сказала пойду, и пойду.
«Пойдет, подумал. Не хотела б итти, вовсе б говорить не стала. Нравная. Про хозяйство-то я ладно помянул».
Сразу же он пошел к матери и сказал ей, что надумал. Марица Михайловна сперва и верить не хотела. Думала, что шутит Иван. Но с ним долго не поспоришь. Все равно что надумает, то и сделает.
Только что вышел Иван, Феония приступила к Марице Михайловне и зашептала ей:
Вишь, матушка, Марица Михайловна. Недаром ты Анну Ефимовну все ехидной звала. Вишь, каку музыку подвела. Тишком да молчком.
Аль то Анна? Да она и не глядела на Ивана. Слова с им не молвила.
То с хитрости, государыня. Не иначе, как приворожила она Иван-то Максимыча, матушка, с Фроськой со своей. Вот Иван-то Максимыч и стал по ей сохнуть.
Ахти, батюшки, а мне и невдомек, сказала Марица Михайловна, истинно ехидна! Марица Михайловна стала на колени перед киотом.
Фомушка присел за ней на корточки.
Владычица небесная, троеручица, молилась Марица Михайловна, истово крестясь, прижми ты хвост той охидне да супротивнице! Не дай ты ей Иванушку моего окрутить да надо мной возвеличиться. Я тебе велю за то девкам пелену атласную шелкам да золотом вышить. А коли Иван ее вовсе с дому сгонит, я твою икону велю всю жемчугом изукрасить, не как Андрей донской богородице.
Ожерелья своего тебе, владычица, не пожалею.
Марица Михайловна оглянулась на Фомушку. Тот сидел на корточках и язык показывал.
Златошвейка
Марица Михайловна попробовала было заговорить, что на братниной вдове жениться грех. Настоятель, пожалуй, и венчать не станет. Но Иван Максимович написал грамоту в Вологду самому архиерею. А кроме грамоты послал владыке двадцать рублей деньгами на монастырь, а ему самому аксамиту отрез на ризу и соболей на шубу.
Архиерей знал, что Строгановы не такие люди, чтоб от своей воли отступиться. А как без Строгановых прожить? Монастырь и то оскудеет. Подумал, подумал архиерей да и послал Ивану Максимовичу свое пастырское благословение.
Пока Мелеха ездил в Вологду, в доме все приготовили. А как только он привез ответ владыки, так и свадьбу сиграли. Анна Ефимовна опомниться не успела, так все быстро обернулось. Только что сидела затворницей у себя в горнице, точно монашка в келье, и вдруг первой хозяйкой стала в доме.
Иван Максимович слово свое сдержал: позвал ключника и ключницу и строго-настрого приказал, чтоб слушались во всем молодой хозяйки и обо всем по дому у нее опрашивали. А дом у Строгановых не маленький. Одних холопов во дворе больше трехсот. Семейные сами кормились, приказчики выдавали им месячину . А нанятые работники и кабальные обедали в естовой избе. Девкам швеям, кружевницах и златошвейкам приносили варево в светлицы, чтоб они не теряли времени, пока светло. Работа у них такая, что при лучине испортить можно.
Вскоре после свадьбы Анна Ефимовна первый раз зашла в светлицы. Она хотела передать туда пелену убиенье царевича Димитрия. Теперь ей некогда было шить, да и не хотелось перед Иваном вспоминать Максима. Лучшая златошвейка была у них Дунька Жданкина дочь. У Жданки она давно не жила. С самой смерти матери взяли ее в светлицы и стали приучать шить золотом. Анна Ефимовна подошла прямо к ней. Хотела послать ее к себе в горницы за пяльцами с пеленой. Посмотрела, а у Дуньки глаза запухли совсем, красные, гноятся.
Чего у тебя с глазами-то? спросила Анна.
Дунька не успела еще ответить, как подоспела старшая мастерица и принялась жаловаться на Дуньку, что она бог ее знает с чего ревет, глаз не осушает, оттого и стали болеть глаза. Была самая первая златошвейка, а теперь так ковыряет, что не глядел бы.
Анна покачала головой и велела дать покуда Дуньке какую-нибудь работу полегче ну, хоть Данилке рубаху к празднику вышить. А там, коли не пройдут глаза, придется ее на скотный двор отправить без дела девке в светлице нечего сидеть.
Дунька опустила голову на пяльцы и еще сильней заплакала.
Не реви, дура, сказала Анна, нам златошвейки надобны. Коли заживут глаза оставлю.
А в тот же вечер Феония прибежала к Марице Михайловне и рассказала ей, что Анна Ефимовна вновь принялась за ворожбу, только уж не на Ивана Максимовича ворожит, а на Данилу Ивановича. Наверно, затеяла извести его, чтобы, когда свои сыновья будут, не пришлось бы им Даниле покоряться и из его рук смотреть. Данила Иваныч все равно у Ивана Максимовича старший сын, стало быть, все богатство ему перейдет.
Строгановские деревни
По воде надобно всякий товар выписывать, чтоб потом недостатка не оказалось в чем-нибудь. Мед всегда Строгановы докупали своего нехватало, кызылбашские сласти выписывали: смокву, изюм, имбирь; из Вологды получали сахар, лимоны, из Астрахани икру, рыбу соленую, арбузы.
Со всем этим надо управляться до осени. Осенью свои заботы: капусту квасить, привозные огурцы солить. Работы столько, что не передохнуть. Анна Ефимовна с головой в хлопоты ушла. Не хотелось ей в грязь лицом ударить. Уж взялась быть хозяйкой, так дом прежде всего надобно наладить.