А ты все мотаешься и мотаешься, продолжала она. Тут на веранде люди со своими заботами ждут тебя.
Кто?
Знаю, но не скажу. Сам посмотришь, проверю твою зрительную память.
В голосе дочери послышались непривычные для меня нотки самостоятельных суждений о людских нуждах и заботах. До сих пор, как мне казалось, она умела лишь хорошо пересказывать содержание прочитанных книг на исторические темы, подражать матери в попытках взять власть надо мной, командовать мною в домашних делах, не вникая в существо событий, происходящих за стенами квартиры, а здесь, оказывается, ее интересует круг моих друзей. Сын молчун, пока только приглядывается, но в нем тоже созревают какие-то перемены. Что ж, пожалуй, не зря привез их сюда: инкубаторные цыплята на воле шустреют не по дням, а по часам.
За чашкой чая, приглядываясь и прислушиваясь к собеседникам, я старался припомнить, где и когда встречался с ними. Половину из них мог назвать по имени, не боялся ошибиться. Женщины моего возраста и чуть моложе. Рядом с ними сыновья и дочери. Все они будто сговорились, не называют себя, проверяют мою память. Это Наташа подготовила их к такому спектаклю. Но мне ясно это родственники, сестры и жены моих боевых друзей. Называю по имени одну, другую, третью... И каждая, улыбнувшись, хватается за платок. Слезы перехватывают и мое горло. Всплеск веселого удивления и смеха, задуманный в сценарии дочери, обернулся тяжелым дыханием с подколами в сердце.
Долго и терпеливо молчала молодая женщина, сидевшая чуть в стороне от стола. Кто же она? Лицо смуглое, брови сомкнулись над переносьем, густые волосы спадают на широкие плечи двумя волнистыми потоками. Широкие плечи...
Таня Чирухина!.. вырвалось у меня.
Была Чирухина, а теперь не знаю, как называться... На коленях у нее дремлет годовалый ребенок. Она переложила его с одной руки на другую. Руки большие, загорелые. Как вы меня могли узнать, ведь перед войной я была еще в зыбке?
Отца твоего хорошо помню, ответил я и достал из грудного кармана листок. Ездил в Урлютюпский совхоз, хотел показать тебе и брату вот эту записку. Почерк твоего отца. Небось хранишь его фронтовые письма?
Мать перед смертью их куда-то девала. Мы тогда были еще маленькие... Не помню.
А Петр?
Петр... Он теперь совсем без памяти. Спился, накуролесил и вот скрывается где-то там, в степи.
Я только что побывал в поселке Урлютюпского совхоза. Сторож-казах сказал мне, что Петр сбежал куда-то в тайгу...
Неправда, прервала меня Татьяна. Не пойдет в тайгу степной человек. Там он обивается, возле этого сторожа.
Удивительно, почему он скрылся от меня?
Значит, кто-то успел предупредить его. Скрылся, стыдно стало на глаза добрым людям показываться. Так опуститься! Скоро он от себя будет прятаться.
Почему? Ты ведь тоже работала вместе с ним там, в тракторной бригаде.
Работала и проработалась. Вот... Она показала глазами на ребенка.
У ребенка, вероятно, есть отец?
Был, потом сбежал, еще до родов.
Можно найти.
Зачем?.. Лишний нахлебник на мою шею. Не хочу и видеть его. Без него вспою и вскормлю. Только теперь как-то надо восстановить сыну мою девичью фамилию. Назвали его именем деда Василий. Чирухиным Василием он должен стать. Помогите...
Попросим Екатерину Ивановну Белякову, главу районной власти, ответил я.
Она и велела побывать тут, посоветоваться и показать вот его...
Татьяна развернула проснувшегося мальчика. Мы все поднялись посмотреть на него. Смуглый лобастый крепышок, еще несмышленыш, но взгляд сердитый, того и жди разразится ревом.
На кого похож?
На мать, а мать на отца, на Василия Чирухина, ответил я.
Мы этого и ждали, обрадовалась ша и ее глаза заискрились.
Теперь дело за крестинами, подсказал кто-то.
Согласен быть крестным отцом, вызвался я. Надеюсь, без вмешательства славгородского священника.
Обойдемся без него, согласилась Татьяна.
И орден Отечественной войны первой степени, которым был награжден, но не успел получить бронебойщик Василий Чирухин, передадим на вечное хранение его внуку Василию Чирухину.
Разве так можно? спросила Татьяна.
Положено, подтвердил я.
Спасибо, сказала она и, поцеловав сына в лоб, встала. Рассвет начинается, пора расходиться.
В доме с голубыми ставнями
1
Это жилая половина дома, доставшегося по наследству Митрофану Городецкому, которого люди называют по-церковному почтительно Митрофаний.
Уже вторую неделю я живу в Рождественке, но только сегодня мне удалось проникнуть в этот дом. Хозяин почему-то стал избегать встречи со мной или в самом деле был занят какими-то своими делами. Уезжал на мотоцикле ранним утром и возвращался в полночь. Стучать к нему в двери ночью я не решался, хотя день ото дня во мне все росла потребность встретиться и поговорить с ним: как-никак у него на груди медаль «За оборону Сталинграда», и разговоры о нем идут разные не то в святые рядится, не то заблудился в собственных противоречиях и не знает, как из них выбраться.
В сельсовете мне сказали, что он проповедует какую-то свою веру, молится только небу.
В какой-то степени оказалась права Ксения Прохоровна Ковалева, предупредившая меня, что возле него ошиваются «одонки», поэтому следует быть осмотрительным. Так и есть. На прошлой неделе вечером мне преградили дорогу в редакцию районной газеты два пьяных мужика и женщина с грудным ребенком. Они потребовали от меня публичного признания каких-то особых заслуг Митрофания в боях за Сталинград, предлагали рассказать о нем в газете и попросить у него прощения за обиды, якобы нанесенные ему мною на фронте.