Пора чай варить, пора, повторил мои слова сторож, будто не понял смысла второй части моего предложения.
Возле таганка запахло керосином. Мой собеседник щелкнул зажигалкой, и в таганке воспламенились два кирпича, поставленные на ребро крестом. Горят кирпичи ровно и жарко, расталкивая сгущающуюся вокруг нас темноту. Языки огня будто разбудили степную ночь: залились неумолчные цикады, над нашими головами заметались какие-то крылатые насекомые,
похожие на летучих мышей.
Керосин много есть, солярка полный склад. Кирпич день керосин пьет, ночь хорошо костер горит. Солярка тоже можно так. Хорошо, правда?
Находчиво и мудро, согласился я, вглядываясь в темноту: быть может, вместе с шофером перед таганком появится Петр Чирухин.
Заметив мою настороженность, собеседник взял меня за плечо.
Нельзя звать сюда Чируху. Не веришь казаху, степь тебя накажет.
Уже наказала, ответил я.
Тебе казах сказал, нельзя сына погибшего фронтовика подводить. Нет ему сюда дороги. Далекая тайга теперь его дом. Беда к нему в душу большая пришла, без водки жить не может.
Это больно кольнуло меня в сердце.
И давно это с ним случилось?
Черная буря пришла, и Чируха злой стал. Водку ему давай, много давай...
Появился шофер. Засученные по локоть рукава в грязи, мокрые. В резиновом ведре что-то булькает.
Вот, сказал он, пригоршнями вместе с тиной еле-еле ведро воды наскреб. Заливать радиатор такой нельзя, пусть отстоится. Ночевать придется.
Ночуем, согласился я. Только поужинать надо.
Понятно, ответил шофер.
Подвесив резиновое ведро с водой на столбик рядом с фонариком, он будто провалился в аспидную темноту степной ночи. Лишь хруст песчаной пыли под его ногами убедил меня, что мой спутник удаляется в сторону газика.
И снова всполошились цикады. Прислушиваясь к ним и вглядываясь в темноту, я спросил сторожа:
О чем рассказывают тебе сейчас цикады?
Ветер ждут. Завтра опять солнце будет желтое, плохое... И, помолчав, он предупредил, что во время песчаной бури степь опасна, можно заблудиться или утонуть в песках вместе с машиной, как в море в штормовую погоду. Волны и ветер, по его убеждению, не щадят человека в беде. Они от злых сил бесятся. Отец волн ветер, поэтому казахи не проклинают его нельзя, он может еще огонь принести и всю степь спалить.
Значит, нам надо убираться отсюда до рассвета... Жалко, так и не повидал Петра Чирухина. Что он все-таки тут натворил по пьянке?
Зачем так плохо говоришь? прервал он меня. Мой отец Иманкулов, я Иманкулов, сын Иманкулов, запомни... Чируха русский человек. У него будет сын, внуки будут. Пусть они и без нас дружно живут. Понял?
Стараюсь понять... Спился, сможет ли он взять себя в руки?
У тебя есть своя голова, у него есть своя голова. Вперед думать надо.
Пропитанные керосином кирпичи, прогреваясь, стали извергать из своих пор синие, шипящие, как на керогазе, штычки огня. И только-теперь творец этого удивительного костра принялся готовить какое-то варево. Залил в задымленный котелок белесую жидкость, бросил в нее ложку соли, горстку чая, кисточки зеленоватой травы и не спеша начал размешивать деревянной лопаточкой с длинным черенком. Размешивал долго, размеренно, сонно, пока лучи фар газика не ослепили его умные, по-степному дальнозоркие глаза.
Готово. Пора ужинать. Снимай сапоги, кивнул он шоферу. Моя горница юрта собак не пускаю.
А где у тебя собаки? спросил шофер, неся корзину с провиантом.
Они свое место знают: барашка пасут, сусликов ловят, шакалам шею грызут, за верблюдом ходят.
И поселок стерегут, подсказал я.
Зачем поселок собакам? Это моя служба. За тридцать домов расписку дал. Весной людей встречать буду. Зимой собаки мои ноги греют. Кровь собаки всегда горячая сорок два градуса...
Скучновато тебе тут, заметил шофер.
Имей свою голову, так говорить. Горницу посмотри, тогда говори.
Юрта его горница. Маленькая, но вместительная, В ней действительно уютно и по-своему весело: горит яркая лампочка от аккумулятора, на полу узорчатый ковер, стенки увешаны портретами, цветными фотографиями красивых, смеющихся спортсменов, артистов. На полированной тумбочке подшивка газет, журналы, рядом большой приемник с проигрывателем, стопка пластинок. Все атрибуты городской квартиры налицо, нет только телевизора, но хозяин сказал, что телевизор может купить, однако живых картинок не будет: требуется много электричества. Только весной, когда сюда прибывают механизаторы, в поселке начинает работать дизельный движок с генератором на 110 вольт.
Три пиалы, поставленные в центре ковра, обозначили наш стол. Сюда же шофер высыпал содержимое корзинки.
Будем садиться, сказал хозяин, показывая, где и как надо занять удобную позу.
«Чай», сваренный в котелке над таганком, показался мне вкусным и сытным. Он был похож на суп, кисловато-соленый, пряно пахнущий степными травами, фирменное блюдо казахов для угощения гостей. Еле одолев три четверти пиалы, я свалился на бок и никак не мог отогнать от себя сон.
Проснулся с досадой на себя: ничего не добился от Иманкулова куда же сбежал и где скрывается Петр Чирухин?
Надо успеть по прохладе проскочить солончаки, сказал шофер. Он уже процедил воду из резинового ведра и залил радиатор.