Так и поехала моя шапчонка в город вместе с револьверами, бомбами, динамитом, салом и табаком. Где она сейчас находится, я не знаю. Может, в музее каком. Осматривают люди музей, на шапку косятся, а того не знают, чья это шапка, кто ее носил.
Сбился во время погони отряд пограничников со следа. Путались, путались бойцы по лесу, вдруг замечают что-то черное у белой снежной кочки тулится. А это шапка. Чья шапка? Как она попала в лес? Оглядели снег и невдалеке от шапки нашли следы закордонных полуночников. Повеселели тут ребятки и погнали лыжи по следам. Одним словом, я не зря больше двадцати лет носил мою баранью грелку.
Поблагодарил я товарища начальника за доброе слово и вышел из кабинета.
В комнатке, где я провел ночь, на кровати лежал раненный в руку боец.
Увидев меня, он пригласил сесть.
Ну как, отец, хороших зверей поймали
мы?
А лучше и не сыскать. Им товарищ Холмской жару поддаст... Мерзавцы. В пограничников обернулись...
Забрав свои пожитки, чтобы не тревожить раненого, я на цыпочках вышел из комнаты.
Прощаясь со мной, старшина говорил:
Уж вы извините нас, Степан Тимофеевич, что так нескладно получилось. Обещали отвезти, а вам снова приходится на своих на двоих. В больницу раненого сейчас повезем. В руку саданули его негодяи.
В руку-то, в руку, а паренька все-таки жалко. Проходя мимо саней, я поднял солому. В санях лежали мои вчерашние нахлебники. Один, постарше, лежал, сжав кулаки и широко открыв глаза. Во рту блестели два золотых зуба.
Второй, помоложе, прищурив глаза, смотрел в мою сторону, как бы говоря мне: «А все это из-за тебя».
Прикрыв разведчиков соломой, я разыскал свои лыжи и не спеша порысил к старухе, перед которой мне нужно было отчитаться, рассказать ей, каких гостей она молоком поила.
Степан Тимофеевич здесь проживает?
Здесь, здесь, говорю, живет Степан Тимофеевич. Где ему еще жить.
Значит, вы это будете? Распишитесь, гражданин, вам деньги причитаются.
И протягивает мне три бумажки: две новеньких десятки и одну пятерку. А я стою столб-столбом, ничего не пойму. Какие деньги? От кого? Неужели, думаю, это сынок (в армии он у меня на Украине служит) так расщедрился.
От кого деньги-то? спрашиваю.
Из города, от начальника отряда.
А за что?
За молоко.
За молоко? Какое?
А это уж вам лучше знать, Степан Тимофеевич, какое вы молоко продавали.
Кто продавал? Не продавал я никакого молока. Купили тут субчики одни, без отдачи, а при чем тут застава?
Как не при чем! Потому что они себя за пограничников выдали, застава и расплачиваться должна.
И знай сует мне деньги. По какой же цене, думаю, рассчитал меня товарищ начальник? За тот ужин больше семи рублей никак взять нельзя.
Ничего не знаю. Приказано вручить деньги и расписку отобрать. А что касается того, дорого или дешево, это начальнику виднее.
Взглянул я на хозяйку и говорю ей:
Помогай, помогай, старая тетеря. Что мне с деньгами делать? Брать или отказываться?
А она сидит, старая, как наседка на яйцах. Обозлило это меня. Вот, думаю, где не нужно, так ты суешь свой нос, а где нужно дельный совет дать, так молчишь.
Бери, говорит, Степан Тимофеевич. Не возьмешь, начальник человек строгий, сам нагрянет, стыдить начнет.
Взял я карандаш, чтобы расписаться, а как подписывать свою фамилию забыл. Сорок пять лет подписывал, а тут вдруг н а тебе забыл. Забыл, да и все тут! Ведь бывают же такие диковинные случаи! Держу карандаш, а у самого руки дрожат и глаза чернота застилает. И, скажу откровенно, никогда так натужно не ходила моя рука, как в то ласковое мартовское утро. Даже вспотел я, так упарился, как будто не одну сажень дров переколол.
А вы говорите шуба. Не легко далась мне лисья шуба! Сам начальник отряда, майор Стрешнев, вручил мне ее.
Носи, говорит, на доброе здоровье, Степан Тимофеевич. Носи и старые кости грей. А главное, здоровье береги. Оно еще может пригодиться нашей республике...
Ну я, как это водится в таких случаях, речь в три слова произнес. Обещал носить шубу, а вот надеваю редко.
И не потому не ношу ее, что уж больно знатна, богата она, и не потому, что носить я ее не умею. Нет. Я человек не робкий, и с моих плеч любая одежина не свалится. Но, скажу откровенно, нравится мне больше глядеть на шубу, как на хорошую старую картину, нежели носить ее.
Расспросов меньше, и шуба продержится дольше.
Лунный гость
Находись камни на берегу, Кокорев, возможно, не обратил бы на них внимания, но камни мокли в реке. Еще с детства он знал, что шустрая красноглазая плотва, подслеповатые налимы ютятся под камнями.
Кокорев разулся, вошел в воду и старательно обшарил камни. Но, кроме выскользнувшего из рук пискуна, ничего не нашел.
На другой день Кокорев, проходя по дозорке мимо камней, решил снова потревожить их, авось за ночь рыбешка заскочила под гладкие, отливающие варом камни.
Он в изумлении остановился. Накануне Кокорев отчетливо
помнил камни лежали ломаным полукругом. Теперь они вытянулись стайкой, точно отлетающие на юг журавли.
Дней через пять Кокорев, сменяясь с поста, не утерпел и навестил снова уже знакомую отмель.