Начальник заставы, помахивая плеткой, не спеша прохаживался по крыльцу. Он был одет в добротный полушубок, валеные сапоги, шлем он так надвинул, что из-под козырька виднелся только нос и подбородок.
Подвели коня. Когда его выводили из конюшни, конь как будто бы был вороной, а перед начальником у крыльца, предстал уже серым. Товарищ Холмской легко вскочил в седло, оглядел бойцов, махнул рукой, и тут пограничники вдруг зашевелились и начали один за другим исчезать в темени ночи. Не прошло и двух минут, как от отряда остались на площади одни лишь лыжные следы, которые снег сейчас же и замел.
Потянуло и меня в лес. Сойду, думаю, с крыльца, нацеплю лыжи и пристроюсь к молодцам. Как проводник. Только сошел я с крыльца, а старшина тут как тут.
Вы куда, Степан Тимофеевич?
Домой, к старухе.
Завтра вы увидите ее, Степан Тимофеевич. А сейчас в столовую идите, чайку попейте, закусите и спать. А домой мы вас утром отвезем.
Я стал было говорить, что старуха моя одна осталась, она женщина хворая, пугливая, всякого ночного шороха, скрипа боится, торкнется заяц в пеледу, а ей кажется, что это волк в дом ломится. Без меня она и спать не будет...
Уж вы отпустите, товарищ старшина...
Не могу вас отпустить, Степан Тимофеевич. Приказ начальника. Заблудиться можете, замерзнуть.
Так и пришлось моей Марковне одной коротать ночь, за которую она меня и по сей день пилит. Как это так одну ее на хуторе оставили.
После ужина лег я на кровать, а сон, что пугливый заяц к охотнику, даже и близко не подходит ко мне. Взбудоражил в такой холод заставу, людей поднял. А вдруг все это зря? И бойцов жалко, и старухи жалко, и самому не заснуть от этих дум.
Разбудил утром меня лай собак
и стук винтовок. «Никак пограничники вернулись?» Подскочил к окну, вижу: сани-розвальни, и торчат запорошенные снегом четыре обутых в сапоги ноги. Трое бойцов расседлывали упаренных лошадей, обледенелые лыжи стояли в пирамидке. Отряд, значит, вернулся с облавы. Что за люди лежали в санях?
Дедушка, к начальнику. Начальник вас к себе зовет, сказал дежурный, коренастый, с круглым, румяным лицом боец. Одернув рубаху, я двинулся из комнаты.
Обуться бы надо, дедушка! улыбнувшись, крикнул дежурный.
Посмотрел я на свои ноги сквозь землю бы провалиться! Хорош бы я был, если бы в таком босом затрапезном виде предстал перед людьми. А еще бывший солдат!
В коридоре, у дверей кабинета начальника, расхаживали часовые с винтовками. Увидали меня, кивнули мне и этак почтительно расступились. Старшина стоял в дверях с наганом в руке. Начальник, распахнув мокрый полушубок, у окна, тоже с наганом.
В углу около печки сбились в кучу мои вчерашние гости, но уже не семь было их, а пять.
По бокам задержанных стояло человек шесть бойцов с винтовками. Каких злых дел натворили бы перебежчики, если бы незамеченными по нашей глухой, лесной местности проскочили в тыл.
Набрался я храбрости и в упор посмотрел на разведчиков. Показал им, что хоть и много мне годов, хоть и грамоте я плохо обучен, но свое дело знаю. Они сразу опустили головы. Лишь старш о й этак нахально и зло обжег меня взглядом.
Молчим. Но вот начальник заставы сделал своим бойцам знак, и те стали по одному выводить из комнаты заграничных коршунов. Когда они ушли, товарищ Холмской шагнул ко мне и весело проговорил:
Узнали, Степан Тимофеевич, гостей?
А чего их узнавать. Я бы этих мазуриков и через тысячу лет узнал.
Понятно вам, Степан Тимофеевич, почему эти господа за молоко вам не заплатили?
Понятно, отвечаю ему, а у самого дрожь пробегает по телу. Не то от радости, что я, старый, не зря заставу поднял, не то от злости на чужаков.
Тут начальник заставы обнял меня и крепко-крепко поцеловал.
Спасибо тебе, Степан Тимофеевич. От всей Красной армии спасибо. Таких зверей помог ты нам поймать. Наркому о твоем подвиге буду докладывать. Ведь ты знаешь, что они на границе одного нашего бойца сняли. Подползли в саванах и сняли.
Говорит он мне разные приятные вещи, в герои возводит, а я и рот боюсь открыть.
«Надень они воротнички, заплати за молоко кто знает, притрясся бы я тогда на заставу», хотелось сказать товарищу начальнику. Да сдержался.
Старшина сумки шпионов начал потрошить. Распахивал одну за другой и на стол всякую всячину выкладывал. Ну, первыми, как это водится, на столе появились револьверы, и такие револьверы, которых я и не видывал. За револьверами бомбы, гранаты, банки с консервами, сероватые плиточки динамита, свиное сало, хлеб и табак. А потом появилась на столе и моя разлюбезная шапчонка.
Как она попала к вам, товарищ начальник?
Шапка? Мы ее в лесу нашли. А вы, что же, знаете ее хозяина?
Пришлось поведать о невеселой истории с шапкой. Усмехнулся товарищ Холмской, подумал немного да и говорит;
Степан Тимофеевич, недельки через две мы вам за ваш геройский подвиг, сметку, догадливость такую шубу с шапкой подарим, какой не носил и английский король. Отдать вам вашу шапку мы не можем. Эта шапка вещественное доказательство. Она в отряд, в город пойдет. По этой шапке мы на след шпионов напали.
Говорит он это мне, а я о шубе английского короля думаю. Вот, думаю, дожил, Степан Тимофеевич. Какую ж такую шубу он, мировой узурпатор, носит? Может, это такая шуба, в которой летом будет жарко, а зимой холодно? Куда ж мне до английского короля. Мне бы что-нибудь попроще.