причинам, и, надо признать, не без оснований. Прежде всего, мы, все трое, были награждены орденом Почетного легиона, и этого было не снести бравому вышколенному солдату (за исключением некоторых недостатков, старина Потрэн действительно был отличным солдатом). И, конечно же, его ужасно задевал тот факт, что мы прославились и разбогатели, приняв активное участие в поисках якобы пропавших алмазных рудников. Наши имена упоминались на страницах мировой печати, а доля в прибылях с рудников принесла каждому из нас целое состояние. При этом нам все же пришлось дослуживать оставшийся срок, и сержант не мог простить нам того, что за многочисленные проступки в прошлом мы не только не понесли наказания, но даже еще были награждены.
Всех троих доставить к начальству! И за упорное отпирательство предлагаю по пятеро суток карцера каждому.
Это несправедливо! Ведь я сам признался.
Молчать!
Лейтенант, естественно, накинул еще пять суток, да и капитан не пожелал скупиться, в результате чего набежало две педели ареста, хотя мы были не виноваты. Караванщики первыми полезли в драку. Их было пятнадцать, вот они и вообразили, будто бы мигом разделают троих легионеров под орех. А теперь вон в лазарете свободных коек не осталось.
Нечего было возводить поклеп на Хопкинса лишь потому, что тот околачивался возле караванной поклажи. Любой погонщик мог стибрить тот бинокль в желтом футляре. Смех, да и только!
Потрэн славный малый, но нуждается в воспитании, задумчиво произнес Альфонс Ничейный. Надо бы отучить его без конца совать нос в наши дела.
Встретиться бы мне с ним на гражданке, пробурчал Хопкинс. Пошли в буфет!
Мы заливали тоску вином, зная, что нас ждет вонючая, темная камера. Разговор не клеился. Альфонс Ничейный читал. Чурбан Хопкинс предложил хозяину заведения на продажу бинокль, но без шикарного желтого футляра: тот он приспособил себе для хранения сигар.
3
Я вынужден рассказать вам эту предысторию, чтобы нас не сочли вконец злопамятными за тот способ, каким мы постарались отвлечь внимание Потрэна от наших скромных персон.
Случилась очередная неприятность. Во время переклички было объявлено, что нас ожидает двухнедельная отсидка в карцере, после чего мы направили свои стопы прямиком в канцелярию: раз в две недели приходила почта, и сегодня как раз и был долгожданный знаменательный день.
Капрал скороговоркой выкликал имена, а сержант заносил их в канцелярскую книгу.
Герман Тор!
Чурбан Хопкинс сделал шаг вперед, поскольку в Легионе он служил под именем Тора. Зачем вообще ему понадобилось служить в Легионе и вдобавок под чужим именем, читатель в свое время узнает; сейчас же нас интересует только письмо. Хопкинс протянул было руку за конвертом, но Потрэн злобно окрысился на него.
Чего это ты приперся? Отсидка в карцере влечет за собой лишение права переписки.
Но я еще не приступил к отбытию наказания, с трудом выговорил побледневший Хопкинс.
Заткнись, павиан настырный, иначе велю тебя подвесить! И вы тоже убирайтесь вон! Последняя фраза относилась к нам с Альфонсом.
Как в воду опущенные, брели мы по двору. Нет в Африке более издевательского наказания, чем лишение права переписки. Ведь ждешь вестей из большого мира, как манны небесной.
Павианом обозвал!.. скрежеща зубами, прорычал Хопкинс. И с чего он на меня взъелся? Наш друг шагал вперевалочку, такая походка сохранилась у него с тех времен, когда он служил матросом. В незавидной ситуации его, похоже, больше всего возмутило сравнение с обезьяной.
Альфонс Ничейный, с его благородным происхождением, воспринял очередную неприятность невозмутимо. Закурил сигарету, сквозь зубы просвистел какую-то песенку, а затем кратко вынес свое суждение:
Придется подвергнуть старину Потрэна принудительному лечению. Цепляться к нам по поводу и без повода превратилось у него в болезненную манию.
Тем временем мы добрались до штрафного
барака и, как положено, доложили о себе в караулке. К стене были прислонены ружья, охранники явно скучали: кто сидел, кто растянулся на скамейках, двое резались в карты. Капрал делал какие-то записи, рядом на стуле лежало его личное оружие.
Рядовые номер девять, двадцать один и семьдесят один явились для отбытия наказания.
Здорово вы, ребята, загремели! не без сочувствия произнес капрал.
Чего он к вам привязался, Потрэн этот? откликнулся второй караульный, для проформы ощупывая наши карманы.
Чурбан Хопкинс ненароком опрокинул стул, в результате чего личное оружие капрала, а также кое-какие бумаги и полевые карты очутились на полу. Мы бросились их подбирать
Ну, что ж пошли!
И мы отправились вслед за надзирателем.
В карцере уже сидел арестант старик Левин. Мы знали, что он тут сидит, только лично никогда с ним не встречались. Когда нас перевели в этот форт, Левин уже был за решеткой.
Он служил рядовым десятый год и был хорошим солдатом, но время от времени как с цепи срывался. Прежде всего раздобывал денег если не получалось по-другому, вламывался в чужой дом или грабил прохожих на улице. Разжившись деньгами, устраивал побег, но бежал лишь до первого города, а там заходил в ресторан, какой получше, и наедался до отвала всякими вкусностями: мясом жареным-пареным, пирожными с кремом Случалось, что требовал подать ему каштанового пюре и меду турецкого, а это изысканные лакомства на господский вкус. (Уж мне ли не знать, ведь я когда-то вращался в светском обществе!) Отведя душу, Левин сдавался ближайшему патрулю и ждал наказания.