Австрийский «купец» поступил умно. Он обрубил якоря и выбросился кормой на пляж в районе лагеря. Но это его не спасло. В большое трехмачтовое судно врезался двухмачтовик из Херсона. Его, как щепку, бросило бортом в нос «австрийца». Сила ветра и прибоя были настолько неистовы, что под оглушающий треск «херсонец» был разрублен пополам так, что корма сошлась с носом. Крики раздавленных и покалеченных людей разнеслись над пляжем.
Понемногу порядок в войсках восстанавливался. То ли зрелище смертей в море, то ли предвидение страшной участи, ожидавшей моряков, то ли завершение грозы (но не дождя) привели солдат в чувство. Офицерам удалось собрать команду из черноморских казачьих полков и вывести ее на пляж, выстроив цепью. Казаки бросились вытаскивать моряков с выброшенных на мель «купцов». Раевский приказал двум батальонам новагинцев выдвинуться к Туапсе, переправиться на другой, вражеский, берег и помочь морякам, заняв господствующую над устьем гору, на тот печальный случай, если корабли затянет в реку. Черкесы не упустят шанса поквитаться.
Отправленные выполнять приказ роты не справились. Не было никакой возможности форсировать взбесившуюся пожелтевшую реку, спокойную, прозрачную и неглубокую в обычное время. Попытка переправиться выше стоила жизни нескольким смельчакам. Последовал приказ отступить. Солдаты с облегчением вздохнули. Не было и тени сомнения, что горцы воспользуются непогодой и атакуют при первой возможности. Отбиваться пришлось бы штыками.
Как сохранить порох сухим, ныряя в энтакую жуть? бурчали солдаты и втайне костерили начальство за невыполнимые указания.
Быстро темнело. На судах жгли фальшфейеры, подавая сигнал бедствия. Волны перекатывались через палубы, не успевая исчезнуть сквозь порты. Эта огромная тяжесть давила корабли вниз. Ничто не могло помочь. Даже отменная выучка экипажей. Как позднее напишет Лазарев военному министру, есть случаи, «противу которых никакое искусство и никакие силы человеческие противостоять не могут». Близилась минута печальной развязки.
В это же время в 77-ми километрах южнее от 77-го Тенгинского полка, на рейде только возведенной и еще недостроенной до конца крепости Александрийской у реки Соча, также свирепствовал жестокий шторм.
Как и их северные соседи, «александрийцы» весь день разгружали дубовые брусья и доски. Буксировали их по морю. На берегу лямками растаскивали строевой лес. Складывали его в штабеля. Заодно и купались в теплой воде, спасаясь от неожиданной духоты, предвещающей грозу.
После полудня отдыхавшие после обеда карабинеры Эриванского полка, составлявшие главную силу Александрийского гарнизона, заметили на палубах кораблей какую-то суету. Матросы забегали по вантам. 60-пушечный фрегат «Варна», 24-пушечный корвет «Месемврия» и 7 купеческих судов завели верпы. Развернулись носом к открытому морю, стоило зарябить зеркальной поверхности сочинской бухты. Ветер усиливался.
Ближе к вечеру с юго-запада быстро надвинулась огромная свинцовая туча, заслонившая горизонт. С ее нижней кромки срывались зловещие жгуты. Смерчи! Унтер-офицер Рукевич насчитал подобных пятнадцать штук. Они неумолимо надвигались на берег гигантские черные столбы, способные погубить все живое на своем пути. К счастью, они прошли справа и слева от рейда. Врубались в береговую линию, продвигались еще немного вперед и исчезали, как морские чудовища, бессильные на суше.
Море запенилось. Прибой резко увеличился. Каштаны, оставленные в крепости, чтобы дарить тенек в жаркий летний день, начали гнуться
как тростинки. До испуганных солдат с рейда донесся свист такелажа. Пошел дождь, перешедший в ливень. «Торговцы» принялись избавляться от груза, как только осознали, что якоря не держат. Волны несли доски к берегу. Солдаты подхватывали их и веревками оттаскивали подальше от воды. Часть бревен относило южнее, но за ними никто не погнался. Всем было не до них.
Сброс строительного леса «купцов» не спас. У них начали лопаться якорные канаты. Отважные моряки развернули суда к берегу, приняв решение выбрасываться на берег. Выходило у них ловко. Ловили волну и мягко опускались на песок . Кидали тросы солдатам. Те закрепляли их, как придется, не давая отхлынувшей волне утащить суда обратно в море. Истошно мычали быки на транспорте «Штиглиц», предназначенные для отряда Раевского, но так и недовезенные до Туапсе .
Гроза усилилась. Черное небо над кипящей поверхностью моря освещалось то и дело фиолетовыми вспышками и извилистыми белыми росчерками. В волны били молнии, как плети небесного погонщика, разгневанного упорством деревянных скорлупок.
Военные корабли продолжали бороться. Плехтовые и даглистовые якоря не справлялись. Сбросили дополнительные той и бухтовый . Помпы работали непрерывно, но уже не спасали. Водяные валы перекатывались вдоль и поперек фрегата. На корвете ударом водной стихии разбило гичку.
Назначенный командовать сводным десантом из моряков капитан 2-го ранга Антуан Рофшор прибыл на корвет «Месемврия» до разгула стихии. Капитан корвета Бутаков пригласил его на обед. Сейчас недавно пониженный в чине Антон Иосифович, как его называли на русский манер, проклинал ту минуту, когда принял предложение. Вернуться на берег у него не было никакой возможности.