Нет.
Тогда извини! он сел в машину. Рванул с места.
«А квитанция за перевод? спохватился я. Не отдал мне квитанции Бог с ней. Лишь бы деньги дошли».
Горячий пот покатился по лбу, заливая глаза. Захватило дыхание. Захотелось на чтонибудь опереться. Но опереться было не на что.
И я повалился на асфальт.
3
Я лежал
навзничь на каталке с куском марли во рту. Марля была пропитана какойто гадостью.
В это время молоденькая медсестра кудато названивала по мобильному телефону, чтобы узнать в какую больницу меня сбагрить.
Пожалуйста, отвезите домой, пролепетал я, пытаясь подняться. Завтра уезжаю.
Не рыпайтесь, дяденька. Вы умираете, она продолжала названивать.
«Неужели это происходит со мной?» подумал я. Попросил:
Пожалуйста, позвоните жене.
Хватило сил вспомнить номер её мобильника. Надеялся, что Марина убедит их не везти меня в больницу.
Медсестра сначала дозвонилась кудато. Потом позвонила Марине. Сказала:
Госпитализируем вашего мужа в Боткинскую.
Врач пошёл садиться к шофёру. Медсестра села рядом с каталкой. И мы поехали, по центру Москвы.
Хочу домой, задыхаясь, время от времени взывал я. Отвезите домой.
Кем был поднят с асфальта, кто вызвал «скорую» ничего не помнил. «Неужели это я умираю?». Из полутьмы «скорой» сквозь не закрашенные доверху окна виднелись кружащиеся, оборачивающиеся вслед вершины зданий, освещённые солнцем. И одновременно представлялся мне трёхлетний мальчик в матроске. И вот он, оказывается, умирал.
«Скорая» то и дело замирала в автомобильных пробках, и теперь уже хотелось быстрее, пока не поздно, в больницу спастись. Не столько мне, сколько трёхлетнему мальчику в матроске. У которого оставались на свете любимые дочь и жена.
Сердце не болело. Только дыхание, то срывалось, то становилось частым. Как автомобильный двигатель, когда он толком не заводится и вотвот замрёт окончательно.
«Скорая», казалось, двигалась слишком медленно. Я решил, что должен пока не поздно вмешаться, както помочь ей. Может быть дорога каждая секунда. Но что именно должен сделать никак не мог вспомнить.
«Скорая» резко затормозила. Потом рванула вперёд. Мелькнул поднятый шлагбаум. В окнах исчезли верхушки зданий, замелькали кроны деревьев, и я понял, что мы, наконец, въехали на территорию Боткинской больницы, мчим по полукругу, огибающему парк установленный больничными корпусами. Когдато здесь мне вырезали аппендицит, здесь в инфекционном отделении навещал маму, потом в хирургическом приятеля, сломавшего ногу. Гдето здесь работает Лиля доктор, с которой меня когдато познакомил отец Александр Мень.
«Скорая» почемуто опять стояла, не двигалась. Медсестра продолжала, как каменная сидеть на месте. Никто меня из машины не вытаскивал.
И тут я вспомнил, что нужно сделать: нужно пока не поздно попросить Бога вмешаться, помочь
«Господи!» только шепнули мои губы, как медсестра сказала:
Другие машины загородили подъезд. Уже отъезжают. Больной, не волнуйтесь.
Но прошло ещё несколько минут, прежде чем «скорая» подъехала к пологому пандусу у входа, по которому вытащенную из машины каталку вместе со мной, повезли
Сияние солнечного дня сменилось полумраком тускло освещённого электричеством коридора. Резкая смена света на тьму была ошеломляющим переходом в безнадёжность, в окончательную утрату права на собственную волю.
Движение замедлилось, остановилось. Врач раскрыл створки какихто дверей с матовыми стёклами. Медсестра снова толкнула каталку вперёд, и тут послышался набегающий топот. Ктото нагнал, обнял, прижался лицом к лицу.
Маринка, как ты здесь оказалась? слезы навернулись у меня на глазах.
Женщина, сейчас же уйдите отсюда! завопила медсестра. Здесь реанимация.
Не волнуйся. Я тут. Я с тобой, торопилась сказать Марина, утирая ладонью слезы с моей щеки. Вот увидишь, всё будет хорошо.
Сейчас же уйдите! набежали из глубины помещения две пожилые медсестры. Здесь нельзя оставаться!
Они перевалили меня на высокий топчан у стены.
Раздевайтесь до трусов!
Подожди, я помогу, Марина пригнулась, чтобы развязать шнурки на моих ботинках.
Гражданка, немедленно покиньте помещение!
Увидев, что Марина продолжает помогать раздеваться, одна из медсестёр сначала яростно вцепилась в неё, потом кинулась кудато за помощью. А работники «скорой», кивнув мне на прощанье, удалились со своей каталкой.
Гражданка, что за безобразие!? заорал на Марину появившийся седой верзила в белом халате. Посторонняя, вон отсюда! Иначе вызову милицию.
Я не посторонняя. Я его жена.
Обе медсестры накинулись на Марину, выталкивая её к выходу.
Я тут. Я с тобой! крикнула она.
Двери за ней захлопнулись и были заперты. Но силуэт Марины виднелся за матовым стеклом.
4
Скорее всего, это продолжалось десяток минут. А может быть вечность. Обо мне позабыли.
На меня накатывали волны озноба. Я стал замерзать.
Сидел на топчане, привалившись спиной к стенке. Голый, в одних трусах, чувствовал, что меня трясёт так, что вотвот свалюсь с топчана на кафельный пол.
«Если умираю, зачем же меня оставили одного?» мелькнуло в сознании.
Марина! попытался я крикнуть, позвать на помощь.