«Принимаем тебя, Хмельницкий пане, хлебом-солью и сердцем щирим (искренним)!» кричали в ответ ему казаки.
Свой замысел Богдан открыл полностью только кошевому да старшинам запорожским, опасаясь, чтобы поляки не узнали преждевременно о том, что он затевает большое дело. Всячески старался он отвести им глаза, писал даже казацкому комиссару и коронному гетману, что бежал, спасая свою
жизнь, на которую злоумышлял Чаплинский; что запорожские казаки собираются только с тем, чтобы послать в Варшаву депутацию и просить защиты от обид и насилий. Благодаря осторожности и ловкости Богдана поляки и не помышляли о том, что затевается большое восстание.
Восстание на Украине
Тогда Ислам-Гирей дал разрешение идти с ним перекопскому мурзе Тугай-Бею, и тот с ордой своей последовал за Богданом. Татары остановились, не доходя до Сечи, на реке Бузулуке, а Хмельницкий отправился в кош. Здесь его уже давно ждали. Кошевой собрал огромное число запорожцев, и они, предчувствуя, что затевается что-то важное, с нетерпением ждали, когда им объяснят, в чем дело. 18 апреля 1648 года к вечеру явился наконец в Сечь Хмельницкий; с ним было несколько татар как свидетелей ханской помощи.
В этот вечер дали три залпа из пушек; на рассвете повторили этот обычный сигнал для сбора на раду. Запорожцы стали съезжаться верхом на конях. В полдень довбиш ударил в литавры. Сборище было так велико, что обычное место сходок майдан, или площадь пред церковью, оказалось недостаточным: рада собралась за крепостью.
Кошевой изложил громко и ясно пред всей казацкой громадой обиды, какие терпят украинцы от ляхов, заявил, что хан обещал казакам свою помощь, что перекопский мурза стоит неподалеку от Сечи.
Раздались громкие крики:
«Честь и слава Хмельницкому! Пусть он будет нашим головой! Мы все готовы идти и помогать ему до последнего дыхания!»
По приказу кошевого, принесли из скарбницы знаки гетманского достоинства: хоругвь, бунчук, позолоченную булаву с каменьями и серебряную войсковую печать и, вручая все это Богдану, торжественно провозгласили его гетманом Запорожского войска. Хмельницкий теперь стал законным повелителем запорожцев; однако он признал себя только старшим, а не гетманом: для этого сана нужно было еще признание городовых казаков.
Все эти приготовления к восстанию, конечно, не могли сохраниться в тайне: хотя русские по деревням и по городам держали себя очень осторожно и разве только шепотом говорили между собой о своих надеждах, но угрозы подгулявших казаков да возмутительные воззвания показывали полякам, что затевается против них что-то недоброе. Жиды уже доносили панам о враждебных выходках казаков. Наконец, Барабаш, казацкий старшина, верный польскому правительству, известил коронного гетмана, что Хмельницкий собирает мятежную шайку и надо опасаться восстания. Потоцкий, коронный гетман, дал приказ военным отрядам, стоявшим на зимних квартирах, собираться немедленно к Днепру, извещал магнатов об опасности, просил их снаряжать свои отряды и спешить к нему. Паны собирались, по обыкновению, очень лениво, а зловещие признаки восстания обнаруживались все яснее и яснее: народ целыми толпами стал уходить к Хмельницкому. Тогда Потоцкий издал универсал к русскому народу, где оповещал всех бежавших, чтобы они вернулись в свои деревни, иначе грозил, что не только имения отнимутся у них, но за их измену будут отвечать своей жизнью их дети и жены. Иные паны стали уже эту угрозу применять и на деле. Этим, конечно, еще более озлобили народ. Начались обычные в таких случаях стеснения: простонародью запрещали ходить толпами по улицам, собираться в домах; отбирали у поселян-украинцев всякое оружие. Все это, конечно, не достигало цели, а только пуще злобило народ. Сторонники Хмельницкого, переодетые богомольцами-странниками или нищими, ходили по селам и деревням и приготовляли народ к восстанию. Скоро не было деревни на Украине, где бы народ не был готов подняться на своих заклятых врагов при первом появлении казаков.
Через восемь дней по выступлении в поход подошел молодой Потоцкий с небольшим своим отрядом и поджидал Барабаша, который должен был тут соединиться с ним. Но дело вдруг приняло совсем неожиданный оборот. По приказу Хмельницкого, некоторые из его сподвижников должны были попытаться склонить реестровых казаков к восстанию. Передовые отряды их охотно пристали к Богдану и радостно приветствовали его. Когда же барабашевцы пристали к берегу, неподалеку от того места, где находился польский стан, один из ловких агентов Хмельницкого, Ганжа, вмешался в толпу казаков и собрал так называемую «черную раду», то есть сходку без начальников.
«Мы идем за веру, за казачество и за весь народ! кричал он. Силы наши немалы; позади нас идет Тугай-Бей с ордою Разве вы будете проливать кровь своей братии?! Разве не одна мать Украина породила нас и вас? За что лучше вам стоять: за костелы или за церкви Божии? Короне ли польской пособлять станете, которая отплатит вам неволей, или матери своей Украине?»