и поселяне каялись, являлись к воеводам с повинной, выдавали главных зачинщиков. Мало-помалу на севере восстание улеглось.
Когда Стенька бежал из-под Симбирска, его уже не впустили к себе ни самарцы, ни саратовцы. Пробыв несколько времени в Царицыне, он проехал на Дон, рассчитывая поднять донцов; но как он ни старался, все было напрасно. Тогда он водворился в Кагальнике и стал звать народ. Наконец весной напали на него донские казаки (домовитые) и схватили его вместе с братом его Фролкой. Чтобы Стеньке не удалось бежать, его приковали цепями в церковном притворе в Черкасске, считали, что святыня храма уничтожит его чары. В конце апреля Корнилий Яковлев повез обоих преступников в Москву. Фролка сильно затосковал и винил брата в беде.
Никакой беды нет, шутил в ответ Стенька. Нас примут почетно: самые большие господа выйдут навстречу, посмотреть на нас!
Толпы народа действительно вышли за город поглазеть на Разина, когда его везли в Москву. На большой телеге была поставлена виселица, к перекладине был привязан Стенька за шею; руки и ноги были прикреплены цепями к телеге. За ней должен был бежать Фролка, привязанный к краю ее цепью за шею.
Принялись за Фролку, тот завопил от боли.
Экая ты баба! сказал ему Стенька. Вспомни наше прежнее житье: пожили мы на славу, повелевали тысячами людей; надо бодро стерпеть и несчастье. Разве это больно? Словно баба иглой уколола!
Стали Стеньке лить на обритую голову по капле холодную воду. Никто не мог стерпеть этого мучения, но Стенька и тут не проронил ни одного звука, ни одного вздоха.
6 июня 1670 года совершилась лютая казнь. Площадь полна была народу. Стеньку с братом вывели на Лобное место. Прочли приговор, где были подробно перечислены все вины осужденных. Стенька выслушал спокойно. Когда палач хотел его класть на плаху, он обратился к церкви, перекрестился, поклонился народу на все четыре стороны и сказал: «Простите!»
Его положили между двух досок. Палач сначала отрубил ему правую руку по локоть, потом левую ногу по колено он не показал ни малейшего знака страдания. Не вынес этого зрелища Фролка, упал духом при виде казни, какая и его должна была постигнуть.
Я знаю «слово и дело государево»! закричал он.
Молчи, собака! сказал ему Стенька. Это были его последние слова. Палач отрубил ему голову. Тело его рассекли на несколько кусков и воткнули на колья; воткнули и голову на кол. Смерть Фролки была отсрочена; он стал говорить о каком-то кладе, место которого он будто бы знает. Хотя никакого клада не нашли, но Фролку не казнили, а оставили в вечном заключении.
Вскоре после этого пришло к Астрахани войско под начальством Милославского. Мятежники долго оборонялись; наконец голод принудил их сдаться. 27 ноября 1670 года боярин торжественно вступил в город, поставил в соборе икону Богородицы на память «грядущим родам» о событии. Он никого не казнил, не произвел даже никакого сыска, так как обещал пощаду осажденным, если они сдадутся. Но летом на следующий год прибыл в Астрахань кн. Одоевский, посланный царем для сыска и расправы. Все главнейшие мятежники кончили жизнь на виселице; остальные разосланы по северным городам на службу. Немало пришлось потрудиться царским ратным людям, чтобы смирить всех восставших, очистить землю от разбойничьих шаек повстанцев, поднятых Разиным. Около ста тысяч народа погибло в эту пору.
Надолго остался страшный Стенька в народной памяти. Жители Поволжья до сих пор еще помнят о нем, указывают холмы по Волге и называют один «Столом Стеньки Разина» там когда-то, по преданию, удалой атаман пировал с товарищами; другой зовут «Тюрьмой Стеньки» там он томил
в подземельях господ, захваченных в плен; третий считают местом, где были погреба с несметным богатством Разина; оно и теперь там лежит, да никому не взять его заклято. Много баснословных преданий можно до сих пор услышать от приволжских жителей о злой силе, о чародействе Стеньки. Говорится в этих преданиях и о том, как он и летал и плавал на своей кошме, самолетке-самоплавке (кошма войлок), переносился с места на место: пограбит на Дону и полетит на Волгу, а потом обратно. Поймают его, закуют, а он только посмеивается. Дотронется разрыв-травой до кандалов они и рассыплются. Возьмет уголек, нарисует на стенке лодку, сядет в нее, запоет: «Вниз по матушке-Волге», глядь уж и плывет по ней. Ничего ему и сделать нельзя: известно колдун! Столько тяжких грехов на душе его, что он жив до сих пор. Сама смерть бежит от него: ни Волга-матушка, ни мать сыра-земля не принимают его. Одни говорят, что он вечно бродит по горам и лесам и помогает лихим людям; другие рассказывают, что он сидит где-то в горе и мучится.
Новые люди в Москве
Действительно, вековое невежество и мирян и духовенства породило раскол со всеми его дикими последствиями. Другой недуг, тесно связанный с невежеством, был крайне низкий уровень нравственности, даже у людей, стоявших на виду, занимавших правительственные места. К концу XVII столетия все управление страной сосредоточивалось в московских приказах; они дошли до небывалой еще силы, а между тем бояре и дьяки, стоявшие во главе приказов, по большей части даже и не понимали, что значит заботиться об общем благе, только и думали о своих личных выгодах, о наживе. Алчность, лихоимство, насилия и неправды доходили до крайней степени. Воеводы теснят да обирают в области; дьяки да приказные в Москве. Управу найти трудно, особенно простому человеку. Верит народ в один только правый суд, в суд царев. «Где царь, тут и правда», говорит он, да беда в том, что до царя далеко, мимо приказных да бояр ни одно дело, даже и важное, до него не дойдет. Есть на все закон, да и тут беда: для иного приказного или воеводы «закон что дышло, куда хочет, туда и воротит». Трудно ли от такого печального взгляда на представителей закона, сказавшегося в пословицах, прийти к безотрадному выводу, что обращать внимание бедняку нечего на закон, а приходится следовать пословице: «Нужда закона не знает, а через него шагает». Недовольство народа всякими неправдами воевод и приказных крайне усиливается. Вот почему воровские воззвания Разина во многих местах могли иметь большой успех.