Война началась целым рядом блестящих успехов. Царь уже на пути к Смоленску стал получать одно за другим радостные известия о сдаче городов русским. 5 июля государь приступил к Смоленску, и сюда скакали к нему гонец за гонцом с донесениями о победах и взятии литовских городов. 10 сентября сдался Смоленск, а в следующем, 1655 году князь Черкасский разбил литовского гетмана и занял Вильно, столицу Литвы; взяты были также Ковно и Гродно. На юге дела шли тоже весьма удачно: здесь действовал Хмельницкий с московскими воеводами; занят был уже Люблин.
Польша в это время находилась на краю гибели. В довершение всех ее несчастий в войне принял участие шведский король Карл X, имевший свои счеты с ней. Ему было нетрудно теперь одержать верх над обессиленной страной: он овладел Познанью, Варшавой,
Краковом. Но эти слишком быстрые и блестящие успехи шведов в ту пору и спасли Польшу. Царь Алексей Михайлович, конечно, был очень недоволен этим вмешательством шведского короля как раз в то время, когда Польша уже была окончательно побеждена, вмешался он словно только для того, чтобы поделиться добычей; притом для России вовсе не выгодно было, чтобы ее постоянная соперница на севере Швеция усилилась за счет Польши. Католическая Австрия тоже совсем не желала, чтобы соседняя единоверная с ней Польша попала в руки протестантов и схизматиков.
В конце 1655 года прибыл в Москву Алегретти, посланник императора. Это был очень ловкий дипломат, способный провести кого угодно; цель его была поссорить Россию со Швецией.
В ноябре царь возвращался из похода; происходила торжественная встреча: патриарх, окруженный огромным числом духовенства, встречал государя, который, поддерживаемый боярами, шел по городу. При колокольном звоне и пальбе из пушек, взятых на войне у врагов, царь дошел до Лобного места. Здесь от его имени спросили весь толпившийся народ о здоровье. Толпа, наполнявшая площадь, бросилась на колени и кричала государю: «Многие лета!»
Бояре всячески придирались к нему, явно желая войны, корили за то, что шведский король подчинял себе литовские города, раньше доставшиеся царю, а 17 мая 1656 года, наконец, заявили, что мир со стороны шведов нарушен. Шведского посла перевели из почетного посольского дома за Замоскворечье.
В 1656 году, в половине июля, сам царь двинулся в поход на шведов. Русская рать вступила в Ливонию. Сначала дело пошло хорошо: в конце июля был взят внезапным нападением Динабург, затем русские завладели Кокенгаузеном. Царь, видимо, рассчитывал сохранить все завоеванные города: лишь только занят был Динабург, он велел строить здесь церковь святых Бориса и Глеба и сам город назвать Борисоглебовом; Кокенгаузен переименован был в Царевичев-Дмитриев город. Но, к сожалению, на взятии этих двух городов и еще нескольких незначительных мест и кончились успехи русского оружия. 23 августа сам царь осадил Ригу; сооружено было шесть батарей, и русские стали громить город и днем и ночью. Били город в течение целого месяца, но он не сдавался, а в начале октября осажденным посчастливилось сделать удачную вылазку и нанести русским сильный удар. Значительная потеря в людях, осенняя пора, недостаток в съестных припасах заставили русских отступить. Неудачна была и осада Нотебурга (Орешка) и Кексгольма; только Дерпт (Юрьев) был занят московским отрядом. Весь 1657 год прошел без решительных военных действий, а в мелких стычках шведы брали большей частью верх. В это время Московское государство сильно терпело от внутренних неурядиц, от недостатка денег; притом начались смуты в Малороссии, и тянуть дольше войну со Швецией было трудно. В начале 1658 года заключено было перемирие; в конце следующего года оно было утверждено на 20 лет (в местечке Валиесаре). Москва удержала за собой города, занятые русскими отрядами, но в 1661 году в Карадисе был заключен вечный мир: царь уступил Швеции все свои завоевания.
Смерть Хмельницкого и смуты в Малороссии
Пока в Польше властвуют паны, миру между русскими и поляками не бывать!
Когда он проведал, что в Вильно собираются русские и польские уполномоченные для заключения мира (1656 год), то отправил туда и своих посланников. Но московские послы не допустили их к совещаниям, напомнили им, что они подданные царя и Хмельницкому, как подданному, не подобает посылать своих послов. Это сильно оскорбило казацких посланников. Они, вернувшись к гетману, в присутствии других старшин жаловались на свою обиду и рассказывали, со слов поляков, будто царь заключает мир на том, чтобы всю Украину снова вернуть под власть Польши; будто даже обещал полякам помощь на казаков, если они станут противиться.
Хмельницкий, услышав это, пришел, говорят, в исступление и в отчаянии воскликнул:
Дитки, треба отступить от царя; пойдем туда, куда велит нам Вышний Владыка! Поддадимся басурманскому государю (султану)!
Но такая нелепая мысль могла мелькнуть у Богдана разве только в минуту отчаяния. Когда он одумался и несколько успокоился, он написал царю письмо, где умолял его не заключать мира с Польшей.