Шарль Эксбрайя
КВИНТЕТ ИЗ БЕРГАМО
Перевод с французского О. В. Захаровой
©О. В. Захарова, перевод, 1995
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Мягкое и свежее весеннее утро уже сменялось днем, когда Ромео с блаженной улыбкой на устах появился в этом благословенном переулке, заранее ловя подрагивающими ноздрями нежнейшие запахи, доносящиеся с кухни непревзойденного мэтра Джоко, священнодействующего в своем знаменитом ресторане «Двенадцать апостолов». Влекомые репутацией ресторана иностранцы при виде Тарчинини всякий раз оборачивались, словно не веря своим глазам. И было отчего: для весны 1967 года комиссар являл собой зрелище, мягко говоря, весьма анахроническое, вызывая откровенный смех у молодых и умиленные взгляды у людей более зрелого возраста, словно вдруг перенесшихся во времена своей юности. Маленький словоохотливый толстячок, не способный и слова сказать, активно не помогая себе при этом руками, с закрученными кверху усами, с черепом, почти лишенным растительности, жалкие остатки которой в зависимости от гидрометрического состояния атмосферы были либо старательно завиты, либо лежали волнистыми прядями, с украшающим безымянный палец массивным перстнем с печаткой, Ромео Тарчинини, один из самых известных и почитаемых обитателей Вероны, и вправду выглядел довольно странно. Причем, его наряд не только не сглаживал, но лишь подчеркивал несообразность того, что дала ему природа. Из-под тугого крахмального воротничка спускался внушительных размеров галстук, а под черным шерстяным пиджаком белел пикейный жилет, гармонирующий со столь же ослепительной белизны гетрами, почти целиком закрывающими сиявшие зеркальным блеском лакированные башмаки. Солидный бриллиант не давал разойтись с большим старанием уложенным складкам темного галстука и сиял, словно маяк, если его случайно касался прямой солнечный луч. В руках полицейский держал щеголеватую шляпу с загнутыми полями.
Словно не замечая любопытства окружающих, Ромео шел спокойной поступью явно довольного жизнью человека. Конечно, добравшись до виколо Кортичелла, он не мог не задавать себе вопросов о причинах неожиданной щедрости Челестино Мальпаги, который, хоть и был другом детства, но как-никак возглавлял уголовную полицию всей Вероны. В сущности, в самом приглашении на обед не было ничего такого уж сверхъестественного оба большие любители вкусно поесть, они частенько делили трапезы вот чего Тарчинини никак не мог разгадать, так это какого-то странного тона, каким Мальпага произнес на сей раз это в общем- то довольно обычное предложение. Произошло эго накануне вечером, когда друзья вдруг случайно столкнулись в коридоре.
Ромео... задержал подчиненного Челестино, мне надо с тобой поговорить.
Хорошо, через пять минут буду у тебя в кабинете.
Нет-нет, только не в кабинете.
Вот как? Тогда где же?
А что, если нам завтра вместе пообедать, ты как, свободен?
С удовольствием.
Тогда встретимся в полдень в «Двенадцати апостолах», договорились?
Договорились, только...
Обо всем остальном, Ромео, поговорим завтра...
И они расстались. Разговор оставил Тарчинини в полном недоумении. Челестино он держал за человека рассудительного, чрезвычайно расторопного и ко всеобщему удовлетворению справляющегося со своими нелегкими обязанностями и к тому же унаследовавшего от своих пьемонтских предков ту сдержанность в жестах, словах и поступках, которой так недоставало самому Ромео. С чего бы это вдруг такая таинственность? Почему он отказался немедленно принять его у себя в кабинете? Но поскольку все эти вопросы не касались ни его непосредственной работы, ни семьи, Ромео очень скоро перестал ломать себе голову. И от этой мимолетной встречи у него осталась лишь мысль, что его ждет отличный обед.
Едва Тарчинини толкнул двери «Двенадцати апостолов», как его сразу же охватила та смесь восторга и смирения, которые чувствует верующий, переступая порог священной обители. Огромный зал был еще пуст, и перед вновь прибывшим тут же выросла круглая, улыбающаяся физиономия хозяина заведения.
О, синьор Тарчинини! Какая честь...
Ну что вы, синьор Джоко, это для меня большая честь. У нас тут назначена встреча...
Знаю, синьор, знаю. Синьор Мальпага уже звонил сегодня утром, и думаю, вы оба будете довольны.
Что касается меня, то я в этом даже не сомневаюсь!
Как поживает супруга, как детишки?
Тысяча благодарностей, синьор, грех жаловаться.
Джоко олицетворял в глазах комиссара его любимую Италию, для хозяина же «Двенадцати апостолов» полицейский представлял собой Италию, о которой с восторгом рассказывала ему мать, ту, какой она была до начала войны 1914 года. Хотя разница в возрасте между ними не превышала каких-нибудь пятнадцати лет.
Тарчинини с почестями, к которым был он, надо сказать, чрезвычайно чувствителен, провели к отведенному для друзей столику. Когда наш Ромео уже удобно уселся, Джоко, наклонившись над ним, любезно предложил:
Может, чтобы убить время, принести вам пока «американца»?
Тарчинини был не из тех, кто легко переносил одиночество. Оставшись без собеседника, он впадал в хандру. Если не с кем было поделиться мыслями, Ромео тотчас же погружался в размышления наипечальнейшего свойства и чувствовал себя очень несчастным. Вот и сейчас, стоило предложить ему «американца» всего-навсего безобидный американский коктейль как он тут же вспомнил о Бостоне, где жила теперь его любимица Джульетта, вторая в семье, кто носит это имя, ибо супругу его тоже звали Джульеттой. Любимая дочь вышла замуж за американца. Сидя в одиночестве в этом почти пустынном ресторане, комиссар вдруг осознал, как. далека от него любимая старшенькая, и этот географический факт причинял ему невыразимые страдания.