Попытки шуметь несли опасность. Но и ничего не делать пленница боялась. О том, что произойдёт, если она займёт пассивную позицию, она не хотела думать. Для начала, рано или поздно отравление возьмёт своё. Ядовитые пары пропитают её тело и мозг. Она отупеет, ослабнет от голода, утратит человеческие черты Она превратится в куклу. И похитившие её чудовища, несомненно, воспользуются этим. По очереди или, возможно и такое, одновременно. После чего она им станет не нужна. Мерзкий толстяк с добрыми глазами и мягким голосом перережет ей горло, расчленит и сбросит в дыру в полу, где её останки будут гнить ещё неизвестно сколько времени. Так и будет, какой бы бредовый план они ни озвучивали. Катя ни секунды не сомневалась, что между необходимостью выхаживать умирающую от истощения пленницу и возможностью изнасиловать беспомощную жертву, мужчины без колебаний выберут второе.
Взволнованная своими рассуждениями, Катя быстро встала с койки и сделала два шага, до противоположной стены камеры. Ограниченный серыми стенами мир покачнулся, и узница едва не упала. Удержаться на ногах ей помогла стена. Прижавшись к холодной шершавой поверхность лбом, девушка дождалась, пока головокружение ослабнет. О том, чтобы оно прошло, пока что можно было лишь мечтать.
Я должна максимально контролировать ситуацию, прошептала Катя. Контролировать ситуацию и не позволять себе раскисать.
Как и что именно она собирается контролировать, сидя запертой в подвале, освещённом тусклой лампой накаливания, девушка представляла себе слабо. Для начала требовалось привести себя в порядок. Хотя бы что-нибудь съесть. Хотя бы немного. Чтобы не упасть в голодный обморок. Скользя ладонью по бетону, Катя подошла к миске. Небольшая ёмкость из нержавейки, чуть утопленная в пол. Пленница попыталась носком кроссовка сдвинуть её, но ничего не вышло. Должно быть, подумала Катя, миска приварена к арматуре, скрытой под цементом. Проклятый маньяк наверняка боялся, что кто-нибудь из пленников опустит эту миску ему же на голову, когда он попытается войти в камеру. Девушка против воли грустно усмехнулась.
Катя ещё раз ковырнула миску ногой, слабо надеясь, что та всё же выйдет из углубления, в котором её закрепили. Ничего не произошло. Перед глазами девушки с ужасающей ясностью встала картина: она, стоя на четвереньках, низко опустила голову над посудиной и, жадно давясь, с чавканьем жрёт из неё вонючую мешанину из испортившихся продуктов. А над ней, склонившись, стоит Андрей Семёнович и одобрительно, как послушную собаку, треплет её по голове
Нет-нет прошептала Катя и, отступив на шаг, замотала головой. Нет, ну, так же нельзя
Произнесённые просительным тоном фразы повисли в густом от вони воздухе. Головокружение мгновенно усилилось, и холодный пол поплыл из-под Катиных ног, бисеринки ледяного пота выступили на лбу и под мышками. Вскрикнув, она всем весом навалилась на стену и одной рукой ухватилась за голову. Комната, начавшая неторопливо вертеться вокруг неё, постепенно замедлялась. Катя глубоко вдохнула отравленный миазмами разложения воздух и на выдохе медленно сползла по стене вниз. Поесть было необходимо. Не унижаться, стоя на четвереньках над миской, конечно. Просто поесть
Борясь с отвращением, Катя протянула дрожащую руку к грязной посудине.
32.
Дядька Митяй вышел на ничем с виду не примечательную поляну и, крякнув, остановился. Сила, ведшая его до сих пор, внезапно рассеялась, и он остался один посреди леса. Усталость ненадолго усилилась, махнула мягким хвостом по его сморщенному лицу, и отступила. Он снова ощутил вибрацию, которая означала, что происходит нечто плохое. Старик дёрнулся, подумав, что зря отправился в лес, но осознал, что в этот раз вибрация отличается. Она словно раздваивалась и дрожала, как эхо. Дядька Митяй догадался, что чувствует след события, а не его само. Именно на этой поляне Зверь настиг свою жертву. Лес вокруг потемнел, будто нахмурился. Колышущиеся на ветру ветви превратились в отчаянно жестикулирующие руки.
Дядька Митяй вытаращил глаза и выгнулся дугой. Потеряв равновесие,
и он повалился лицом вниз, к вспотевшему лицу прилип лесной сор. Старик начал корчиться на земле, закатив глаза так, что виднелись лишь белки. Неопрятные ногти с каймой грязи под ними скребли горло, словно на шее Дмитрия Юрьевича сомкнулась удавка.
Воздух на поляне, напоенный горьковатым запахом смолы и хвои, вдруг загустел. Солнечный свет померк, а звуки леса, продолжавшего жить своей жизнью, затихли. Затем едва уловимо запахло тухлым мясом, едким потом и дерьмом. Дядька Митяй почувствовал, что на его спине появилось нечто тяжёлое и холодное, студенистое, как гигантских размеров слизняк. Щупальца чудовища запрокинули его голову и оплели шею ледяной петлёй. Старик почувствовал, как по брюкам растекается горячее пятно, а сердце в груди болезненно сжимается, пропуская удар. Он попытался кричать, но ничего не вышло.
Потускневший дневной свет окончательно померк перед его глазами. Старик смиренно принял тот факт, что он умирает, и расслабился. Его глаза закатились, плечи поникли, а голова задралась так сильно, что это казалось почти невозможным. И, едва глаза дядьки Митяя закрылись, призрачная хватка на его шее ослабла. Дядька Митяй снова упал лицом в мягкий лесной ковёр и затих.