Джозеф подошел к племяннице и заговорил с ней, как с ребенком:
Лиззи, зачем ты закопалась в эту солому? Она же грязная. Тебе холодно?
Девушка ничего не ответила. Глаза ее глядели в пустоту; возможно, они были направлены прямо на нас, а возможно, и нет. Присмотревшись к ней получше, я увидел, что у юной узницы довольно миловидное, благородное, с высокими скулами лицо. Сквозь солому слегка виднелась ее грязная рука. Джозеф потянулся, чтобы коснуться ее, но девушка резко отдернула руку, ничуть не переменив при этом направления взгляда. Я стоял как раз напротив нее, когда ее дядя положил рядом с ней букетик цветов.
Я принес тебе немного цветов, Лиззи, произнес он.
Она посмотрела на букет, потом на Джозефа, и, к моему удивлению, взор ее был преисполнен гнева. Я заметил, что на соломе стояла тарелка с хлебом, вяленой рыбой и бутылка пива. По всей очевидности, еду ей принес накануне Джозеф. Но заключенная к ней не прикасалась. В рыбе копошились толстые черные жуки. Элизабет вновь отвела взгляд.
Элизабет, голос Джозефа дрожал, это сэр Шардлейк. Он твой защитник. Лучшая голова в Лондоне. Он может тебе помочь. Но ты должна с ним поговорить.
Я стал на четвереньки, чтобы взглянуть ей в лицо, стараясь как можно меньше касаться грязной соломы.
Мисс Уэнтворт, мягким голосом произнес я, вы меня слышите? Почему вы отказываетесь говорить? Вы скрываете какую-то тайну? Свою или чужую?
Я на мгновение остановился. Она по-прежнему невозмутимо глядела сквозь меня. В воцарившейся тишине были слышны шаги на улице за окном. Внезапно меня разобрала ярость.
Вы знаете, что вас ждет, если вы будете упорствовать в своем молчании? спросил я. Вас подвергнут пытке прессом. Судья, пред которым вы предстанете в субботу, человек жесткий. На иной приговор можно не рассчитывать. Вам уже рассказали, что представляет собой пытка прессом?
Она по-прежнему ничего не ответила.
Ужасная медленная смерть, которая может длиться в течение нескольких дней.
При этих словах ее взор оживился и на мгновение устремился на меня. Я увидел в нем такую бездну несчастья и горечи, что не мог при этом не содрогнуться.
Если вы заговорите, возможно, мне удастся вам помочь. Что бы ни случилось в тот день у колодца, еще не все потеряно. У нас есть возможность вам помочь. Я запнулся. Что случилось, Элизабет? Я ваш адвокат. Я никому ничего не
скажу. Если хотите, мы можем попросить вашего дядюшку удалиться и поговорить с глазу на глаз.
Да, подтвердил Джозеф. Если хочешь, я уйду.
Но она по-прежнему молчала. Я заметил, что она начала рукой хвататься за солому.
О Лиззи, в сердцах начал Джозеф, ведь ты могла бы сейчас читать книжку. Или играть на инструменте. Как делала это год назад. Вместо того, чтобы лежать в этом отвратительном месте.
Он заткнул кулаком себе рот и принялся его кусать. Я слегка переместился и поглядел девушке прямо в глаза. Что-то в ее взгляде меня глубоко потрясло.
Элизабет, я знаю, что сюда приходили люди, чтобы посрамить вас. Хоть вы и спрятали свое тело, они видели ваше лицо. Я знаю, эта солома отвратительна, но вы могли бы укрыть ею и голову. Тогда бы никто вас не смог видеть. Тюремному надзирателю не разрешается никого пускать внутрь. У меня складывается такое впечатление, что вы сами желаете, чтобы они на вас глядели.
По ее телу пробежала судорога, и на какой-то миг мне показалось, что она не выдержит и заговорит, но в следующее мгновение она еще крепче стиснула челюсти. Я видел, как напряглись ее скулы. Выждав некоторое время, я встал на ноги, испытав при этом немало болезненных ощущений. Пока я поднимался, в другом конце камеры раздался шорох. Обернувшись, я увидел, что пожилая дама медленно приподнялась с пола на локти и затрясла головой.
Она не будет говорить, джентльмены, хриплым голосом произнесла та. Я здесь лежу уже три дня. И она за это время не вымолвила ни слова.
А вы за что сидите здесь? поинтересовался я.
Нас с сыном обвиняют в том, что мы украли лошадь. У нас тоже суд в субботу. Она вздохнула и провела языком по растрескавшимся губам. Нет ли у вас чего-нибудь попить, сэр? Хотя бы самого жидкого пива?
К сожалению, нет.
Она перевела взгляд на Элизабет:
Говорят, в нее вселился демон. И он крепко держит ее в своих лапах. Она горько рассмеялась. Демон или не демон палачу все едино.
Я обернулся к Джозефу:
Боюсь, я больше ничем не могу тут помочь. Давайте пойдем.
Я осторожно повел его к двери и постучал. Та сразу отворилась. Должно быть, тюремщик нас подслушивал. Я обернулся. Элизабет лежала все так же тихо и неподвижно.
Старая ведьма права, сказал тюремщик, запирая за нами дверь на замок. В нее вселился дьявол.
В таком случае вам следует быть настороже, когда приводите сюда людей, чтобы поглумиться над ней через решетку в окне, съязвил я. Как бы она не превратилась в ворону и не вцепилась кому-нибудь в лицо.
Я повел Джозефа прочь. Минуту спустя мы с ним уже были на улице, где ярко сияло солнце. Мы вернулись в таверну, и я заказал для него кружку пива.
Сколько раз вы посещали Элизабет с тех пор, как ее посадили в тюрьму? осведомился я.