Сегодня день Святого Гастона. Для счастья и славы моего героя, погибшего за свободу Италии, я устраиваю небольшой интимный вечер для жильцов. Надеюсь, синьор, что вы и ваш прелестный ребёнок тоже будете с нами?
Ну, ведь Фабрицио...
Нет, нет, я не хочу ничего слышать! Я рассчитываю на вас! Одно ваше присутствие напомнит мне о моей милой Джульетте и вернёт мне ощущение молодости. Вы же не хотите огорчить меня. Ваша дверь направо, прямо напротив синьорины Савозы, приятной особы, которая, если вам понадобится что-нибудь, рада будет вам услужить. До встречи, синьор Тарчинини, и благодарю небо за то, что оно привело вас сюда.
Ромео не был вполне убеждён в необходимости такого божественного вмешательства.
Когда веронец и его сын достигли первой лестничной площадки, дверь справа приоткрылась, и высокая сухопарая женщина с острыми плечами и длинным носом, возникшая в дверной щели, властным жестом пригласила Тарчинини подойти к ней. Супруг Джульетты поколебался, но его возраст, а потом присутствие сына успокоили его. Он послушался. Когда он оказался в непосредственной близости от двери, длинная тонкая рука внезапно появилась оттуда, схватила веронца и живо втянула его внутрь квартиры. В нос ему ударил запах плесени, и приглушенный голос произнёс:
Извините, синьор, за эти предосторожности, но мы с мужем имеем несчастье жить среди всех этих людей, достойных презрения. Я знаю, что вы были у графини, когда мы с ней переговаривались. Я не хотела бы, чтобы вы думали, что то, что вы слышали, мой обычный словарный запас, к которому я часто прибегаю. Но ведь приходится употреблять те слова, которые собеседник может понять, да? Представляете, какое несчастье для Пьетро и для меня жить в этой клоаке! Пьетро мне все время говорит: «Розалинда, дорогая моя, забудь весь этот гнусный мир... Укройся возле тех, кого ты воплощала на сцене и кто более правдив, чем ужасные призраки, нас окружающие в жизни...» Я ведь была актрисой, синьор. Я играла всех шекспировских героинь...
Позвольте вас с этим поздравить.
Спасибо. Должна вам сказать, что мой муж, Пьетро делла Кьеза, был профессором драматического искусства...
Прекрасная профессия.
Не правда ли? Тогда подумайте немного о том, что нам приходится терпеть, нам, кто всегда находился в атмосфере прекрасного, среди элегантности и поэзии, при общении с такими грубиянами, как эта грязная графиня, которая в её-то годы имеет любовником мальчишку-мясника, на двадцать лет младше её?
Тарчинини бросил беспокойный взгляд на Фабрицио, но тот был слишком занят ощипыванием краешка скатерти, покрывавшей стол, на который он был усажен, чтобы следить за разговором взрослых.
Напротив нас на этой лестничной площадке живёт синьор Таченто, служащий префектуры, жена которого простая продавщица в Униприкс. Они держатся с нами на равных на том основании, что происходят от буржуа и функционера. Этажом выше живёт адвокат, про которого рассказывают ужасные вещи и который держит в любовницах свою секретаршу, рыжую и жутко вульгарную. Правда, мэтра Бондену можно извинить, так как его жена Луиза, что живёт в этой же квартире, калека, прикованная к своей коляске и наполовину сумасшедшая. Ещё выше живёт девица, называющая себя массажисткой... Понимаете? Во всяком случае, у неё есть трёхлетний ребенок, но никто ещё не видел его отца. Напротив, кого видно, так это некоего врача доктора Вьярнетто, который, вероятно, нуждается в большом количестве массажей, если судить по его визитам. Понимаете?
Тарчинини из боязни, что дама сочтёт нужным вдаваться в подробности, которые Фабрицио совсем необязательно слышать, поспешил заверить, что он все прекрасно понимает. Он хотел найти предлог, чтобы прекратить этот разговор, но синьора делла Кьеза продолжала:
На четвёртом живёт ненормальная Валеджио, считающая себя ясновидящей! Представляете? И наконец, на самом верху София Савоза, девушка, одно присутствие которой есть постоянное оскорбление для тех, кто здесь живёт. Я, кажется, слышала, что вы побудете среди нас некоторое время, вот поэтому я и решила поставить вас в известность обо всем, так как вы показались мне хорошим человеком, и потом, с вами ребёнок.
Покинув синьору делла Кьеза, веронец спрашивал себя, куда это он попал, и решил завтра же съехать, пусть даже рискуя поссориться со старой пансионной подружкой Джульетты.
***
Вопреки ожиданию, открыв дверь отведённой для них комнаты, Тарчинини был приятно удивлён. Чистенькая, с белыми занавесками на окнах и цветами в вазах, она выглядела празднично. На столе лежала записка, написанная неровным почерком: «Это я убрала жильё. Надеюсь, вам понравится. К вашим услугам.
София».
Ромео не мог не спросить себя о том, кто такая эта София, которой он должен быть столь признателен. Отложив этот долг на потом, Тарчинини и его сын принялись устраиваться, что, впрочем, не обещало больших удобств. Покончив с этим, веронец тут же решил написать письмо жене. Он колебался, писать ли ей правду, но, зная её, посчитал предпочтительным солгать. Конечно, он не станет писать, будто обитель в Сан-Фредьяно это настоящий дворец, но он остановится в большей степени на исторических достопримечательностях здания, нежели на его обветшалости. Он расскажет об оригинальности жильцов, не входя, однако, в подробности. Напишет, что графиня была им рада, и не преминет отметить, что хотя она и одного с Джульеттой возраста, но по виду годится ей в матери, в крайнем случае в старшие сёстры. Он знал, что, прочтя эти рассуждения, Джульетта выпьет молока и не задастся ни одним вопросом.