Ну, выкладывай уже, начал я, пока Ксавьер пристально изучал меню, пытаясь сохранить интригу и подогреть моё любопытство. Ты будешь работать на Sony в Мюнхене?
Тогда бы ты смог навещать свою матушку чаще двух раз в год, съязвил он и засмеялся. Юг, безусловно, является рассадником для большинства рекорд-лейбов. Но, хочу отметить, и в столице имеется офис Sony. Однако я по-прежнему остаюсь в Бохуме с GUN Records, теперь без возможности так часто мотаться из города в город. Это означает, что здесь мне понадобится человек, которому я всецело мог бы доверить управление магазином.
Ты знаешь у меня нет на это времени, решив, будто это и есть «хорошая для меня новость» отказался я, попутно указав официантке на выбранное блюдо из списка в меню.
Знаю, поэтому и не предлагаю. Суть в другом, так или иначе, студия и магазин находятся во взаимовыгодном сотрудничестве, поэтому твоё мнение, касаемо нового исполнительного директора, для меня важно.
Если ты собираешься предложить должность Райнеру, я ничего не имею против.
В таком случае, первый вопрос на повестке дня решён.
Второй вопрос, собственно вопросом-то и не был. Он описал новые возможности, открывающиеся передо мной, как следствие его повышения.
Нужно выпустить альбом к началу сентября, категорично заявил он.
Не уверен, что переполняющее меня вдохновение присутствует в той же мере и в остальных музыкантах. Если наметить релиз на август, то в таком случае запись должна начаться уже весной, скажем, в марте.
Закрытие GUN Records может произойти в конце следующего года или начале девятого. Сейчас, подчеркнул он интонацией значимость слова, я могу гарантировать тебе должное промо, а что будет потом Спасибо, отвлекла его поток мыслей официантка, которая принесла десерт.
Что будет потом? Sony предложили тебе повышение, сообщив о неминуемом закрытии одного из своих бесчисленных лейблов, не упомянув о страховке? Майер, что-то ты не договариваешь.
Не «неминуемом», а пока ещё только возможном. Потом, потом я буду работать на Sony в Берлине. Но ты сам прекрасно понимаешь, как устроен этот бизнес: даже бумага не является гарантом безупречного соблюдения прописанных на ней условий, что уж говорить о неформальной встрече со Шмидтом и только устной договорённости. Будем надеяться на лучший исход, откинулся он на спинку стула, сцепив на затылке руки в замок. Какие планы на вечер? и за этой хитрой ухмылкой, не скрывалось ничего хорошего.
Прости, но вынужден отказать в свидании. Тебя опередил другой парнишка, вырвался из меня какой-то идиотский смешок, сдав с потрохами истинные намерения. Хотя часов в девять буду свободен, наверное
Штэф, прищурив один глаз, он осуждающе покачал головой, ещё не наигрался? Ладно, дело твоё, я в магазин, наберёшь, если твой парнишка окажется не таким сговорчивым, как я.
20
Поднявшись на нужный этаж библиотеки, я обнаружил, что не только в магазине, но и здесь также было весьма малолюдно сегодня: редкие студенты шныряли из зала в зал, и только несколько человек, расположившись за читальным столом у окна, что-то тихо обсуждали.
Стойка информации пустовала. Странно, ведь время лишь начало шестого. Я нажал на кнопку вызова персонала над головой загорелась лампочка и через несколько секунд погасла. Спустя пару минут никто так и не подошёл. Я повторил действия. И вновь никого. Я обошёл зал несколько раз пусто. Тогда я решил подняться на этаж выше в медиа центр, и поискать там,
но, заметив знакомый силуэт, остановился на полпути. Дэниэль сидела на полу меж стеллажей в дальнем углу зала, который я не осмотрел, и который сейчас было прекрасно видно с высоты лестницы.
Услышав звуки приближающихся шагов у себя за спиной, Дэни испуганно обернулась. И в следующую секунду был уже напуган я. Из её глаз по щекам стекали нескончаемые потоки слёз, смывая тушь с ресниц и оставляя за собой чёрные дорожки.
Что случилось? Опустился я рядом. Горестно всхлипнув, она разрыдалась уже в голос, захлёбываясь слезами. А я не нашёл лучшего утешения, чем объятия. Что это у тебя там? забрал я из её рук какую-то книгу. «Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше» сияли строгие золотые буквы на тёмно-зелёной обложке.
Не нужно было тебе это вообще открывать, попытался я успокоить её.
Но это задание Якова к предстоящей лекции о Гёте, вновь горько всхлипнула она.
Так мы и просидели до шести часов: на полу среди стен из книг. Я решил отвлечь её мысли, занятые изречениями Ницше, рассказом о своём дне, однако это не сработало. Пряча от меня заплаканное лицо, она и вовсе отвернулась к возвышавшемуся во всю стену тёмному окну. Но из-за яркого света внутри и темноты снаружи сквозь него ничего не было видно. Окно превратилось в мутное зеркало, из которого на нас смотрели наши же блёклые отражения.
Хочешь поговорить об этом? спросил я, листая книгу, на каждой странице которой были выделены маркером, вероятно, наиболее значимые мысли.
Хочу пойти домой. Прости, что пришлось застать меня в таком виде. Поднявшись с пола, направилась она к служебной двери напротив. А я так и остался сидеть на месте, с раскрытой книгой в руках и взглядом, прикованным к подчёркнутому предложению: «Моё счастье должно было бы оправдать само существование!».