А-а! сообразив, залился Димка.
Вот то-то!
Конечно, затопило!
И наверно, еще не глубоко. Наверно, можно увидеть. Надо плот построить и сплавать!
Эй, шилобрейцы! окликнул нас папа, появляясь у дебаркадера со всеми тремя рюкзаками. А я вас ищу!.. Хорошо, что Димка засмеялся! Пошли обедать!
Подлетел испуганный бурят в штормовке.
Что случилось? Кто кричал?
Не волнуйтесь, это один из моих так смеется, сказал папа, кивнув на нас.
Уф, а я уж думал беда! вздохнул парень. Вы на забор поставлены?
Да.
Начните, пожалуйста, со шлагбаума. А то дорогу пробили все полезут, кому не лень.
Ладно. А вы из начальства «Ермака»?
Да, я физрук. А вы что, хотите узнать насчет этих смехунов? спросил парень, глядя на нас. Нет, малы. Мы только после седьмого принимаем.
А если за геройство? выпалил вдруг Димка.
За какое геройство?
А вот кам-мудто что-нибудь загорит, а мы потушим! Или кам-мудто кто украдет, а мы поймаем!
Ну, за это можно!
Хм! с надеждой хмыкнул Димка.
Да нет, я не об этом, встрял папа. Я хочу с недельку пожить тут с ребятишками. Можно ли на дебаркадере поселиться? Зимой мне Давлет разрешал.
Поселяйтесь, конечно! даже обрадовался парень. Хоть за лагерем присмотрите, а то все брошено. Некогда. Сезон открывать через неделю, а ничего нет. Ну, пока! Завтра Давлет прикатит. Значит, | шлагбаум! напомнил он.
Понятно.
Физрук убежал, а мы по бревнам забрались на| дебаркадер.
Вся палуба была густо уляпана ошметками засохшей грязи, нанесенной сюда чьими-то огромными сапогами. В каюте, закрытой всего на палочку, виднелись следы тех же сапожищ. На нарах валялась прожженная телогрейка, на столе стояла разорванная пачка соли, возле которой был воткнут самодельный нож с изолентой на ручке, на печке черный чайник с куском коры вместо крышки, на полу полиэтиленовые кульки, газеты, одеревяневшие горбушки хлеба и бутылки. Ночевал тут, и, видать, частенько, какой-то немытый и нечесанный рыбак-отшельник. Это лишь на миг опечалило меня, а в следующий миг я уже улыбался это была та самая каюта, где мы с папой прожили зимой два дня, а на третий... И меня пронзило вдруг новое и странное чувство, как будто я нашел здесь что-то крайне важное для своей жизни, но случайно потерянное, хотя я вроде ничего не терял и ничего не искал.
Э-э, протянул папа, выставляя рюкзаки за порог. Вот что, шилобрейцы! Пока я готовлю обед...
Мы приберемся! опередил я.
Именно! подтвердил папа.
Ну, Димка!..
Абрам! Свистать всех наверх! Киты на горизонте! закричал Димка и первым делом кинулся выуживать из мусора бутылки, по-докторски привычно осматривая горлышки и пробуя на свет нет ли трещин. Справа акулы! Абрам!
Абрам! подхватил я.
Что это за «абрам»? спросил папа.
А когда на корабле бегают, пояснил Димка.
Это аврал.
Ну, аврал. Аврал! поддал он и снова сорвался с места, распинывая кульки и газеты, которые я живо ловил и проворно засовывал в печку.
Когда-то на дебаркадере было электричество, но сейчас розетки, выключатели, патроны все обрезали, а проводка пугающе болталась и топырилась в разные стороны. Я оторвал один шнур, привязал к помятому ведру из-под рукомойника и принес воды. Димка ножом отхватил от телогрейки оба рукава, остальное вышвырнул за порог под ноги, и мы принялись драить пол.
Когда, раз пять сменив воду, кончили, я объявил:
Готово!
Дядя Миша, чем не геройство? воскликнул Димка. Вы там скажите начальнику, что мы уже начали службу!
Ладно, пообещал папа.
А ты и правда хочешь в лагерь? спросил я.
Еще бы! Чем с курами да поросенком сидеть! А то «Ермак»! Мы бы напали на «Зарницу», и я бы Федяя взял в плен! Я бы его скрутил и пытал!.. А ты разве не хочешь?
Я пожал плечами. Я даже не думал об этом, но тут вспомнил слова физрука о том, что мы еще малы и нам нельзя в лагерь, и они отозвались во мне неприятным эхом. Я нахмурился. Подумаешь малы! Как это малы?
Три с плюсом! оценил папа нашу работу.
После обеда папа отправился ставить шлагбаум, а мы, оставив орущую Шкилдессу на палубе, откуда она не решалась спрыгнуть на мокрые бревна, двинулись вокруг залива знакомиться с миром, в котором нам предстояло жить целых семь дней.
5
Кто-то тонет!
Мы слетели с нар и, как попало натянув сапоги, выскочили на палубу. По берегу, в незаправленной и незастегнутой рубахе, прыгал с бревна на бревно папа, а перед ним скакал один из тех пацанов, которые вчера обогнали нас на велосипедах, в пляжной шапочке с зеленым козырьком.
Не сговариваясь, мы припустили следом.
Пацан обогнул бухту, свернул направо и исчез в зарослях. Мы туда же. Мой череп сразу стянуло холодным обручем это было именно то место, откуда зимой на костер выбирался зверь, под которым валежины трещали точно так, как затрещал сушняк под ногами папы. Одолев крутой подъем, с колдобинами и сплошным осинником, мы устремились вниз по более пологому и чистому склону к соседнему заливу и вскоре очутились возле желто-оранжевой палатки.
Где? переспросил папа, еле переводя дух.
Едва пацан успел показать на небольшой плот
метрах в пятнадцати от берега, как слева из-за куста раздался хрипловато-бессильный голос: