Эвакуированный?
Я кивнул.
Чай есть? И этого вопроса я ждал: в те годы все казахи охотились за чаем. В магазинах он бывал редко.
Чая нет, сказал я. Я давно приехал. У меня ничего нет.
В его глазах мелькнуло сожаление. А ты как здесь очутился? спросил я, в свою очередь. Здесь мы пасём. Айтчанская ферма. Знаешь Айтча-на? Тебе здесь нельзя пасти. Айтчан ругаться будет.
Он засмеялся, закивал головой.
Айтчана знаем! С фронта пришла... Не будет она ругаться, родственник наша: я быки в Заготскот гоню, он махнул рукой на солнце. В Каркаралы.
Ну разве что, сказал я важно.- Здесь луга наши.
Ты скакать хорошо умеешь? спросил он вдруг, глядя на СУЛ, на её ноги.
Умею, сказал я. Немножко...
Немножко! засмеялся он опять: весёлый был парень, глаза так и сверкали. Давай устроим байга! На чай! Я первый буду мне пачка чай! Ты первый буханка хлеба тебе! он тряхнул заплечным мешком.
Да говорю же тебе, что чая нет! рассердился я.
Я видел, что он поверил мне. Но он не тронулся с места.
Зачем твоя сердится? сказал он вдруг примирительно. Нет чай не нада! Ничего не нада! Вот буханка хлеб есть! Давай байга? Ты первый придёшь твоя хлеб!
Смешной парень! Я понял, что ему очень уж хотелось устроить со мной байгу скачки в степи. И ещё я понял, что буханку он потерять не боится: уверен, что меня обгонит. Недаром он так смотрел на ноги моей лошади и вот опять смотрит... Куда уж нам с ним тягаться, с казахом! Вон какой у него конь: высокий, длинноногий...
Вдруг я заметил, что СУЛ кивает головой, дёргая повод, и просительно косится на меня тёмным глазом.
Видишь, и твой лошадь согласный! засмеялся парень.
Не знаю, ответил я неуверенно.
СУЛ опять дёрнула повод: она явно хотела что-то сказать, но стеснялась этого парня.
Сейчас я заверну быки! решительно сказал парень. В сторону Каркаралы... Потом вернусь и будем байга делать! Он резко повернул коня и поскакал прочь к своему растекавшемуся стаду.
Соглашайся! взволнованно сказала СУЛ, как только он ускакал. Ты не бойся я обгоню!
Не безумствуй! возразил я. Помни про свои ноги. Ты видела, как он на них смотрел?
Видела, ну и что? упрямилась СУЛ. Его конь старый. Я немножко поднажму, а он, наоборот, отстанет... Он добрая душа! Я с ним знакома, с его конем, когда-то он в табуне за мной ухаживал. Уж мы договоримся- добавила она таинственно.
Ну, если так, - ответил я поражённый. Если ты с ним знакома...
Я ж тебе говорю, подтвердила она весело. Всё будет в порядке! Вон уже скачут. Соглашайся, и буханка твоя!
От нетерпения она стала ходить по кругу, похлёстывая себя хвостом.
А ты смотри не забывай ноги поднимать! напомнил я.
Постараюсь!
Парень между тем подъехал ко мне галопом, сам запыхавшийся. Всё его лицо блестело от пота. Конь под ним тоже блестел, потемнев. Теперь я обратил на него внимание и понял, что конь действительно старый, даже поседевший. Однако парень не жалел его, заворачивая своих быков, настолько он был уверен в победе.
Быки, которых он согнал вместе, уходили вдалеке на юго-восток, через красное море тюльпанов.
Наши лошади встали рядом. Они нежно покусывали друг дружку за уши, за холку, тёрлись скулами и пофыркивали, перешёптываясь. Всё это я с удовольствием отметил про себя. Иногда белый конь поглядывал в мою сторону, кивая головой, и мне казалось, что он улыбается. Дело шло на лад! Парень, конечно, ничего не замечал.
Ну, куда поскачем? Он нетерпеливо вытер рукавом лоб. Да! Вот хлеб.
Он развязал заплечный мешок и вынул оттуда огромную круглую розовую буханку килограмма
в четыре. У меня сразу живот подвело, так есть захотелось. Это был прекрасный пшеничный хлеб, из самой белой муки. Вкусный, как пирожное!
Жаксы буханка! сказал парень, поднеся её чуть ли не к самому моему носу.
Поскачем вон к тому камню! решительно сказал я, сглотнув слюну.
Отэ жаксы! Очень хорошо! повеселел парень и спрятал свою буханку обратно в мешок, завязав его аккуратно.
«Напрасно завязываешь! подумал я. Придётся тебе её снова доставать. Моя это буханка!»
Мы поставили наших лошадей голова к голове, хвостами к солнцу, так что синие тени покрыли траву впереди нас. Дул ветер, и казалось, что тени в траве шевелятся. Казах рядом сидел в седле, а я на голой спине СУЛ, но это меня не беспокоило я уже привык без седла. Я боялся только одного: как бы СУЛ не споткнулась и не упала...
Перед нами лежала пёстрая от цветов долина, с красными разливами отцветающих тюльпанов, а там, вдали, в узком конце её, зажатом серыми склонами сопок, белел высокий круглый камень. Его я и назначил финишем.
Казах сощурил свои и без того узкие глаза под толстыми веками, взглянул на меня со сдерживаемой страстью...
Давай! прошептал я.
Парень взвизгнул это было что-то непонятное мне, и мы понеслись...
Он сразу вырвался вперёд, шагов на десять, его конь шёл рысью. А СУЛ сразу перешла в галоп так ей было легче поднимать ноги. Я прижался щекой к её шее, слившись с СУЛ в один мчащийся ком. Я вовсе не понукал её, мне это было ни к чему! Я думал только об одном: чтоб она поднимала ноги. Я крикнул ей об этом несколько раз, просто чтоб помнила. А казах, наверно, подумал, что я её подгоняю, он-то действительно подгонял своего коня, взмахивая, как птица, локтями, и всё время колотил коня каблуками сапог. Наконец его конь тоже перешёл в галоп. Но тут-то он и начал отставать!