Более того, по отношению к приведённому выше примеру нужно добавить, что здесь есть по меньшей мере одна область, в которой любой человек способен, в пределах своего собственного дома и семейной жизни, вызвав что-то вроде реставрации традиции, сознательно обратить процесс отчуждения, по крайней мере в значительной степени. Подобная инициатива, применённая без ожидания действий других, обладает реальной духовной ценностью для данной личности, а также может оказать большое влияние на взгляды других, ибо не только дурной пример заразителен. Это один аспект кризиса, который не стоит упускать из виду тем, кто стремится упрочить традиционную верность, порождаемую среди прочих вещей и кастой.
Хотя нельзя представить большей разницы, нежели та, которая существует между иерархической системой индуизма и нивелирующими взглядами ислама, тем не менее здесь присутствует только разница в акцентировании, ибо истина одна: действительно, если индуизм рассматривает в первую очередь те фундаментальные тенденции в человеческой природе, которые делят людей на множество иерархических категорий, тем не менее он осознаёт равенство в сверхкасте странствующих монахов, саньясинов, в которой социальное происхождение более не играет никакой роли. Подобен этому случай христианского священства: крестьянин не мог стать принцем, но он мог стать Папой Римским и короновать императора. Наоборот, некоторые формы иерархии появляются даже в наиболее «эгалитарных» религиях: в исламе, где каждый человек сам себе священник, шерифы потомки Пророка составляют религиозную знать, и, таким образом, стоят над остальным обществом, хотя и не выполняют в нём никаких исключительных функций. В христианском мире известный горожанин мог быть возведён в дворянское достоинство, тогда как в индуизме такая вещь совершенно исключена, потому что здесь сущностная цель высших каст это поддержание изначального совершенства; именно нисходящий смысл, приданный происхождению каст, объясняет, почему касту можно потерять, но не приобрести. В самом деле, эта перспектива «наследственной поддержки» является сущностным ключом к кастовой системе: это также объясняет исключительность допуска в индуистские храмы они не являются трибунами для проповедников и в более общем смысле то господствующее положение, которое играют правила чистоты. «Идея фикс» индуизма это не обращение «неверующих», а, напротив, поддержание изначальной чистоты, обладающей в такой же степени интеллектуальным характером, как и моральным и ритуальным.
Каковы же фундаментальные тенденции
человеческой природы, с которой более или менее непосредственно связаны касты? Их можно определить как разные пути рассмотрения реальности, данной в опыте: в других словах, фундаментальная тенденция в человеке связана с его чувством или осознанием того, что является «реальным». Для брахмана чисто интеллектуального, созерцательного и священнического типа реально незыблемое, трансцентентное; в глубине души он не «верит» ни в «жизнь», ни в «землю»; что-то в нём остаётся чуждым изменению и материи; говоря вообще, такова его внутренняя предрасположенность что можно назвать его «воображаемой жизнью», каковы бы ни были его личные слабости, которые это скрывают. Кшатрий «рыцарский» тип обладает острым интеллектом, но он обращён скорее к действию и анализу, чем к созерцанию и синтезу; его сила лежит в первую очередь в его характере; он компенсирует агрессивность своей энергии своим великодушием, а свою страстную натуру своим благородством, самоконтролем и величием души. Для этого человеческого типа реально именно действие, ибо именно при помощи действия вещи устанавливаются, изменяются и упорядочиваются; без действия нет ни добродетели, ни чести, ни славы. Иными словами, кшатрий верит в эффективность действия, а не в предопределённость данной ситуации: он презирает рабство фактов и думает только об определении их порядка, прояснении хаоса, рубке гордиевых узлов. Таким образом, как для брахмана всё является преходящим и нереальным, за исключением Вечного и всего, с Ним связанного истины, знания, созерцания, ритуала, Пути, так для кшатрия является неопределённым и неважным всё, кроме констант его дхармы действия, чести, добродетели, славы, благородства, от которых для него зависят все остальные ценности. Эта перспектива может быть перенесена на религиозный план без какого-либо существенного изменения её психологического свойства.
Для вайшьи торговца, крестьянина, ремесленника, человека, чья деятельность непосредственно связана с материальными ценностями не только de facto и случайно, но в силу его внутренней природы, реальны богатства, безопасность, процветание и благосостояние; в его инстинктивной жизни другие ценности вторичны, и в глубине дущи он «не верит» в них. Его воображение расширяется в плане экономической стабильности, материального совершенства работы и приносимой отдачи, и когда это переносится на религиозный план, данная перспектива становится исключительно перспективой накопления заслуг ради посмертной безопасности. Внешне эта ментальность аналогична ментальности брахмана по причине её статичного и мирного характера, но она далека от ментальности как брахмана, так и кшатрия из-за определённой мелочности интеллекта и воли; вайшья умён и об-лацает здравым смыслом, но ему недостаёт специфических интеллектуальных качеств, а также рыцарских добродетелей, идеализма в высшем смысле этого слова. Здесь нужно повторить, что мы говорим не о классах, а о кастах, или, говоря более точно, о «естественных кастах», так как сами институты как таковые, хотя они и могут воспроизводить природу, никогда не являются совершенно свободными от недостатков и превратностей всего проявленного. К определённой касте не принадлежат потому, что занимаются определённой профессией и рождены у определённых родителей, но, во всяком случае, при нормальных условиях, человек занимается определённой профессией, потому что принадлежит к определённой касте, и последняя во многом хотя и не совсем гарантирована наследственностью; по крайней мере, эта гарантия существенна для того, чтобы сделать индусскую систему возможной. Эта система никогда не могла обеспечить невозможность исключений, которые только подтверждают правило; тот факт, что исключения приобрели своё наиболее возможное количество в наши дни перенаселения и «реализации невозможного», ни в коем случае не может лишать силы принцип наследственной иерархии.