«И эти вещи Хоть бы они сгорели», думала она.
В сарае у стены стояло копье с черным дубовым древком, над ним висели шлем пешего воина и нечто, похожее на часть старых доспехов. В дни, когда ее мужу доводилось воевать, это снаряжение было самым ценным его достоянием. А сейчас оно было покрыто пылью и ни на что не годно, подобно своему хозяину. Она каждый раз при виде оружия и доспехов содрогалась от отвращения. Мысли о войне леденили ей душу.
«Что бы ни твердил муж, мой Хиёси никогда не станет самураем», решила она для себя.
В пору сватовства Киноситы Яэмона она считала, что самурай самый достойный жених. Небольшой дом в Гокисо, в котором она родилась и выросла, принадлежал самурайскому роду, и хотя Яэмон был всего лишь пешим воином, он входил в число соратников Оды Нобухидэ. Когда они стали мужем и женой, дав обет «нажить тысячу коку риса», оружие и доспехи служили символом их надежд, более важным, чем домашняя утварь, которой ей хотелось обзавестись. Ныне эти бессмысленные предметы, без сомнения, будили воспоминания о счастливой поре их супружества. Как далеки юношеские мечты от действительности. Суровая участь подтачивала мать Хиёси под самый корень. Ее муж стал калекой, не успев прославиться в бою. Поэтому он вынужден был уйти со службы у князя. Первые полгода они едва смогли прокормиться, и в конце концов Яэмону пришлось заняться крестьянским трудом. Сейчас он уже не способен даже на работу в поле.
Пришлось женщине взяться за дело. Прихватив с собой обоих детей, жена Яэмона собирала листья шелковника, пахала, молотила просо, ежедневно борясь с нищетой. Но что же дальше? Много ли сил осталось в ее тонких руках? При мысли об этом на сердце становилось холодно, как в пустом амбаре Она с трудом собрала еды на ужин просо, немного сушеной редьки. Ей не исполнилось еще и тридцати, но тяжелые роды Хиёси придали ее коже цвет неспелого персика.
Хиёси, я тут.
Хиёси помчался на голос матери и ухватил ее за руку, в которой была бамбуковая корзинка с едой.
Сегодня я встретил на берегу одного твоего знакомого!
Кого же?
Самурая! Като, а дальше забыл. Он сказал, что знает тебя, и передал тебе поклон. Он положил руку мне на голову! Он долго
со мной говорил!
Это, верно, Като Дандзё.
Он был с целым войском! Они возвращались после сражения. И конь у него отменный! Кто он?
Дандзё живет неподалеку от храма Комёдзи.
Правда?
Он помолвлен с моей младшей сестрой.
Как это помолвлен?
Что ты пристаешь?
Я просто спрашиваю.
Они собираются пожениться.
Значит, он станет мужем твоей сестры? Хиёси необычайно обрадовался этой новости и рассмеялся.
Мать, глядя на его хищную ухмыляющуюся мордочку, поневоле сравнила сына с беспокойным зверенышем.
Мама, у нас в амбаре лежит такой большой меч, да?
Ну меч. На что он тебе?
А можно я возьму его? Он такой старый! Папе он все равно не нужен.
Опять играть в войну?
А что в этом плохого? Можно?
Нет! Ни в коем случае!
Но почему?
Сам подумай, что скажут, если сын крестьянина начнет расхаживать с мечом.
Но ведь когда-нибудь я стану самураем! Хиёси топнул ногой, как ребенок, которому не дали игрушку. Он понял, что просить бесполезно.
Мать поглядела на него, и слезы навернулись ей на глаза.
Глупенький! обругала она его и, неловко стерев слезы, потащила за руку. Хоть немножко помоги сестре, воды принеси!
Нет! Нет! сопротивлялся Хиёси, упираясь пятками в землю. Нет! Ненавижу тебя! Дура! Ни за что!
Мать настойчиво тянула его за руку, но в этот миг из окна, занавешенного бамбуковой циновкой, послышался кашель и потянуло дымком из очага. Услышав голос отца, Хиёси сразу же понурился и примолк. Яэмону было под сорок, но, обреченный прожить остаток дней калекой, он обладал резким, хриплым голосом мужчины за пятьдесят.
Вот пожалуюсь отцу, что с тобой нет сладу! Пальцы матери разжались.
Хиёси закрыл лицо руками и тихонько заплакал.
Глядя на маленького мальчика, дерзкого не по годам, мать сокрушенно думала о том, что из него вырастет.
Онака! Почему ты опять кричишь на Хиёси? Зачем воевать с собственным сыном да еще и плакать? спросил Яэмон из-за окна болезненно-раздраженным тоном.
Тогда сам накажи его! укоризненно возразила Онака.
За что же? рассмеялся Яэмон. За то, что он хочет поиграть с моим старым мечом?
Да.
Он ведь только хотел поиграть.
Ему нельзя.
Он ведь мальчик, к тому же мой сын. Что в этом дурного? Ну-ка, дай ему меч!
Онака изумленно поглядела в сторону окна и обиженно закусила губу.
«Я победил!» Хиёси возликовал, упиваясь своей победой, но через мгновение, увидев, как по изможденному лицу матери катятся слезы, он забыл о радости.
Ой, пожалуйста, не плачь! Не нужен мне никакой меч. Лучше помогу сестренке. Он понесся в кухню, где сестра через бамбуковую трубку раздувала огонь в глиняной печке.
Хиёси влетел в кухню с вопросом:
Воды принести?
Нет, спасибо, ответила Оцуми, удивившись его порыву. Она недоуменно покачала головой.
Хиёси приподнял крышку бадейки для воды.
Полное. Может, принести бобовую пасту?
Нет, не приставай!
Это я-то пристаю? Просто хочу тебе помочь. Что мне сделать для тебя? Может, соленья принести из амбара?