ИВАН ШУХОВ
НЕНАВИСТЬ
роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В один из жарких июньских вечеров, когда бушевали над степью мятежные краски недоброго, предвещавшего суховей заката, по широкому скотопрогонному тракту пылила старомодная, с ракитовым кузовком, пролетка, Серый, в яблочных накрапах конь, дерзко задрав под высокий выгиб дуги голову, шел сдержанной, ровной иноходью, и седок подбадривал его лишь едва заметным движением ременных вожжей да негромким поощрительным свистом.
Высоко в нежно-зеленоватом, не остывшем от дневного накала небе дрались орлы. Огромные, позолотевшие от заката птицы, круто развернувшись с кругового полета над присмиревшей вечерней степью, то и дело стремительно бросались один на другого в лобовую атаку. С разлета ударившись грудь в грудь, они на мгновение как бы замирали в воздухе, а затем, кувыркаясь, штопором падали вниз, и ржавые перья их вперемешку с пепельно-серым пушком разлетались в разные стороны. Камнями падая с огромных подоблачных высот, птицы, казалось, должны бы вот-вот в прах разбиться о землю. Однако за мгновение до этой как будто неизбежной гибели они, разминувшись, вновь взмывали под облака. Там, маневрируя в круговых полетах, зорко присматриваясь друг к другу, они снова сходились в яростную атаку.
А в стороне от тракта, вблизи от полуразвалившихся глинобитных стен древних степных мавзолеев, показался всадник. По-беркутиному выпорхнув откуда-то из-за увала на вершину плоского, посеребренного ковылем кургана, он, гарцуя на злом гкедом маштачке киргизской породы, рывком поставил его под собой на дыбы, и в этой на мгновение застывшей позе всадник на вздыбленном коне походил на изваянный из меди памятник.
Зорко осмотревшись вокруг и увидев пылившую по тракту пролетку, он встрепенулся, как птица, и ринулся с места в карьер вслед за путником. Это уже походило на погоню!
Путник, правивший породистым рысаком, заметив всадника, внезапно охваченный чувством тревоги, невольно гикнул на своего и без того резвого на побежку коня, дав ему полные вожжи. И серо-сивый рысак, заносчиво вскинув красивую голову, еще резвее заработал сухими, жилистыми ногами, и жесткая грунтовая дорога зарокотала, как бубен, под его коваными копытами. Седок же тем временем, тревожно оглядываясь на настигавшего его всадника, торопливо извлек из-под беседки пролетки завернутый в грубую холщовую тряпку новенький браунинг и еще торопливее сунул его в правый карман потертых своих галифе защитного цвета.
Как ни рысист, ни резв был серый в яблоках конь, а гнедой, неказистый на вид маштачок, пришпоренный всадником, оказался, видать, порезвее. Не прошло и десяти минут, как всадник, ринувшийся в погоню за путником, уже готов был, как говорят кавалеристы, «повиснуть на его плечах», и тот, не видя, а чувствуя его стремительное приближение, подумал: «А зачем это, собственно, я удираю? Глупо!» И, трезво подумав так, он резко осадил разгоряченного до бешенства иноходца и в это же мгновение встретился взглядом с поравнявшимся всадником.
Было что-то тревожно-напряженное в их коротких, испытующе-настороженных взглядах, в молчаливой заминке и даже в вымученных улыбках, которыми обменились они в первое мгновение встречи.
Пожилой, похожий на матерого ярмарочного конокрада чернобородый человек, молодцевато сидевший в добротном казачьем седою, слегка привстав на стременах, вместо приветствия сказал, кивнув на серо-сивого
иноходца:
-Хорош, ничего не скажешь! Донских али орловских кровей?
-Метис. Середка на половинке с деланным равнодушием ответил путник.
-Ну-с, тогда мое вам почтение! сказал всадник, церемонно приподняв над тронутой проседью головой широкополую войлочную шляпу.
- Здравия желаю холодновато откликнулся путник.
А я на орлов сейчас любовался. Вот битва страсти!
Да, схватка смертельная. Я тоже глядел.
Жуткое дело, как они друг дружку соборуют дух захватывает!
Люоопытно, какую добычу они не поделили?
Дело не в добыче в ярости!
Что ж, известное дело хищники. Птица дурная. Так сказать, кровожадная.
Не дурней и не кровожадней нашего брата
Это как понимать? спросил путник с пролетки, инстинктивно касаясь правой рукой спрятанного браунинга.
Понятие немудреное. Мало ли в нашей степи варначья с такой же орлиной хваткой?
Да. Это так, конечно. Коли водятся курицы, найдутся на них и беркуты охотно согласился со всадником путник, посмотрев на него при этом чуть прищуренными, зеленовато-бутылочными глазами.
Они ехали теперь шагом. Добыв из-за пазухи некогда роскошный бархатный кисет с потускневшей бисерной
вышивкой, всадник набил из него желтым листовым табаком немудрую, хорошо обкуренную трубку, а затем, протянув кисет спутнику, предложил:
Потчуйтесь. Табачок я те дам! Доморощенный. С девятой гряды от бани. На экспорт идет, не шутите. За золотую валюту!
Покорно благодарствую. Не занимаюсь.
Во как! Аль старовер?
Никак нет. Православный. Русский.
Православный это хорошо. Русский еще лучше. И далеконько, полюбопытствую, путь держите?
Не ахти как далеко. В райцентр, как говорится. В станицу.
И издалека?
Да. Не близкое дело
Не с хутора Арлагуля? все настойчивее допытывался всадник.