Мама уйдет на работу, а Мишку чаще всего запрет на замок. Одному скучно и страшно. А к людям не вырвешься заперт! А если от нечего делать станешь глядеть в окно, кверху все равно ничего не увидишь.
Только ноги мимо мелькают, когда кто-нибудь проходит по двору мимо подвала. Всякие ноги: то в сапогах, то в лаптях, то в башмаках, то босые.
Люди проходят мимо и торопятся, и не торопятся. Но никто не остановится, не наклонится, не взглянет на Мишку сквозь пыльное стекло, не скажет ему хоть словечко, чтоб мальчишке стало веселей.
И еще одним было плохо: в дом, где жил Мишка, надо было пробираться с улицы по узкому-узкому длинному-длинному двору, вдоль вытянувшихся в линию старых лохматых тополей.
Идешь вечером мимо тополей и боишься: вдруг кто-нибудь выскочит из-за них, закричит да как бросится!..
Пройдешь мимо одного тополя боишься другого, пройдешь мимо другого боишься третьего. Конечно, никто бы не должен выскакивать, но ведь как знать
А маме, наверно, еще страшнее! Она работает в типографии и задерживается там очень подолгу, потому что война, жить стало очень трудно, надо побольше заработать. Она возвращается с работы поздно-поздно, иногда даже под утро. Вот и иди-ка одна в темноте по этому страшному двору, иди дрожи перед каждым тополем!
Давно надо бы переезжать на другую квартиру. А всё не переезжают Мишка знает, почему Конечно, будь бы у него папа А без папы не очень-то пускают на другую квартиру. Не пускают да еще ругают: зачем у мамы есть Мишка Одну бы ее так сразу пустили.
Мишка переезжает
Давай, сыночек, собирайся! Будем переезжать! Сейчас же будем переезжать! А ну-ка, подать нам тройку лошадей!
Мишка сейчас же к окну посмотреть на тройку. Не видно. Тогда выбежал за ворота. Но тройки не было. Значит, мама пошутила. Но все равно переезжать хорошо! Особенно из подвала!
Мама достала откуда-то маленькую черную тележку с настоящими железными! колесами. С полу подняли мамин матрац и положили на тележку. На матрац мамино пальто (днем это пальто, а ночью как одеяло: мама им покрывается).
А на пальто погрузили все остальное: и Мишкину кроватку, и ящик с игрушками, и белье в узелке, и посуду в кастрюле, и табуретку, и стул без одной ножки, и эту ножку отдельно, потому что она давно отпала и ни за что не держалась на своем месте, как ни прилаживай ее обратно.
Все покрыли Мишкиным одеялком и привязали к тележке полотенцами, чтобы не обронить по дороге. Потом мама впряглась в тележку и повезла, а Мишка стал помогать толкать тележку сзади.
Весело проехали мимо страшных тополей. Весело сказали им: «Прощайте навсегда!».
И дальше поехали весело.
Гудки уже отгудели, рабочие прошли. В эту пору прохожих мало, словно Мишка с мамой одни на всем белом свете.
И колокола на колокольнях как раз примолкли. Слышно только, как где-то неподалеку брякают ведра да плещется вода в неполной бочке это водовоз спозаранку гонит лошадь от дома к дому. Да еще подвизгивают несмазанные колеса их старой тележки. Да подзвякивает на ухабах посуда в кастрюле.
И в домах еще было тихо. Но из труб уже курился дымок, и кое-где так вкусно пахло жареной картошкой, что слюнки сами набегали на язык.
Тащить тележку было нелегко, но мягко: широкая немощеная улица густо заросла кудрявой травой. Под однообразное подвизгивание колес Мишка и мама спустились с горы, свернули за угол и оказались как раз около тюрьмы.
Тюрьма длинная, трехэтажная, каменная. На каждом окне толстая черная решетка не выскочишь!
Один край тюрьмы выше другого на целый этаж. Он круглый, на нем крыша как гриб, а на грибе золотой крест.
Это купол. Здесь церковь.
Здесь арестанты молятся, сказала мама.
Купол красили маляры. Они висели на толстых веревках, привязанных к кресту. У каждого маляра в руках большая кисть, а у пояса ведерко с краской.
Купол красили голубым, как небо, а сверху, где голубое уже высохло, один маляр выводил золотые звезды.
Эх, вот бы помалевать!.. Но мама не дала насмотреться на эту интересную работу, и они поехали дальше вдоль высокой тюремной стены.
Доехали до угла. Тут на стыке двух каменных тюремных стен стояла башенка, а на ней день и ночь ходил часовой с ружьем и караулил смотрел, чтобы арестанты не убежали.
Часовой услышал, как подвизгивают колеса старой тележки и посмотрел вниз на Мишку и Мишкину маму.
Пусть проезжают!.. И часовой отвернулся, стал глядеть на тюремный двор.
На новой квартире
Они остановились перед красивым двухэтажным домом с четырьмя балконами: два справа, один над другим, а два слева.
Вот сюда, сыночек! сказала мама торжествующим грудным голосом, который Мишка очень любил, но которым она так редко-редко говорила.
Скорее, пока все спят! добавила она уже обычным голосом.
Мишка не мог понять, почему мама так торопится. Только потом, через много лет он догадался: ей просто не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, какие они бедные, как мало у них вещей
Тележка была не очень широкая, а калитка не очень узкая, так что довольно легко удалось протиснуться во двор. Проехали мимо первого крылечка и остановились перед вторым.
С крылечка вели в дом две двери. Мама тихонько постучалась в левую дверь в квартиру номер три. Долго-долго никто не отпирал. Мишке надоело ждать, он хотел постучать еще раз и погромче, но мама не позволила. Она всегда не любит, когда громко стучат или громко говорят.