Митос выпрямился и поплотнее запахнул пальто. Дождь теперь лил сильнее, и собор был едва виден. Митос повернулся к нему спиной и снова зашагал по улицам: Париж был хорошим городом для прогулок, даже в дождь.
Больше часа Митос бродил по улицам и узким переулкам, пока снова не оказался у реки. Всё ещё шёл дождь. Тогда, почти триста лет назад, когда он вернулся в Париж, тоже шёл дождь, и в свой первый день в городе Митос встретил другого бессмертного. Когда тот приблизился, Митос на секунду закрыл глаза, гадая, не забыта ли Игра, надеясь, молясь, чтобы её забыли. Но никто из богов его не услышал. Почти сразу же незнакомец бросил ему вызов из-за Приза, и, пробормотав богохульство, Митос выхватил меч.
Для него поединок оказался нелёгким. Стиль фехтования незнакомца был совершенно новым, и Митосу пришлось положиться на свои огромные знания грязных приёмов, чтобы победить.
Останется только один, горько прошептал Митос перед тем, как его захлестнула энергия выброса. Придя в себя, он сбросил тело и голову в Сену.
Митос шёл по набережной, размышляя о том, сколько мёртвых бессмертных хранила Сена на протяжении веков. Париж, казалось, был одним из их любимых городов, наряду с Нью-Йорком и Сикувером.
«А вот и ещё один», с досадой подумал Митос, почувствовав знакомый Зов другой бессмертный был рядом и подходил всё ближе.
Митос зашагал быстрее, опустив голову и торопясь скрыться. Его одежда насквозь промокла, и он вдруг понял, что ему холодно, очень холодно, почти до дрожи. В таком состоянии трудно было бы удержать меч.
Ощущение Зова вскоре угасло, но Митос не сбавлял темпа. Рано или поздно эта проклятая игра уничтожит и его. Она уничтожит их всех. В конце концов останется только один, и последний бессмертный будет по-настоящему одинок.
Митос зашагал дальше. Один.
* * *
26 апреля 1997 года
Баржа Маклауда
Уже читал газету? спросил Дункан, положив меч на стол, когда Митос пришёл на баржу три дня спустя.
Газеты это прошлый век, заявил Митос, удобно устроившись на диване. Я смотрю Си-Эн-Эн. Или сижу в интернете. Ты не поверишь, что сейчас можно найти в интернете.
Это старая история, Маклауд бросил сложенную газету на грудь Митосу и подошёл к иллюминатору.
Митос вздохнул и развернул газету, оказавшуюся местной, а не общенациональной.
«Строительство новой очистной станции Выборы в городской совет Арестованы студенты колледжа»
И к чему всё это? А потом в углу Митос увидел: «В реке найдено обезглавленное тело женщины»
И более мелким шрифтом: «Муж убит горем. Двое маленьких детей остались без матери».
Митос не стал читать дальше. Маклауд прав это была старая история.
Я пытался поговорить с ней, сказал Маклауд, не оборачиваясь.
Я знаю.
Господи, Митос, иногда всё это кажется таким бессмысленным.
Митос ничего не ответил, сел и подтянул колени к груди.
Собираешься искать того, кто её убил? спустя мгновение спросил он.
Зачем? Маклауд пожал плечами, по-прежнему глядя в иллюминатор. Он или она просто играет в Игру.
Да, только и сказал Митос.
Лучше бы Приз того стоил, голос Маклауда утратил незаинтересованность и стал ровным и жёстким.
Митос встал, подошёл к Маклауду, прислонился спиной к стене и исподлобья посмотрел на Дункана.
Я, например,
не намерен выяснять это в ближайшее время.
Маклауд оглянулся, его тёмные глаза стали совсем чёрными от воспоминаний и боли.
Митос старался, чтобы те же воспоминания не омрачали его собственных глаз.
Сейчас их может быть больше одного, он положил руку на плечо Дункана, едва ощутимо сжал и, отступив, непринуждённо сказал: Увидимся, Маклауд.
Митос, кивнул тот в ответ. Простое признание того, что вовсе не было простым.
На пороге Митос обернулся. Маклауд по-прежнему смотрел в иллюминатор. Митос медленно сошёл с баржи, идти по трапу казалось невероятно тяжело.
Прохладный воздух был наполнен свежим ароматом молодой листвы. «Париж весной», подумал Митос. Естественно. Он шёл по улицам, бесцельно блуждая, как иногда делал, и вспоминая, что старался делать не очень часто.
Добравшись до какого-то парка, Митос сел на скамейку, чувствуя, как всегда, прижатый к боку меч, плотнее закутался в пальто: бледное солнце скрылось за облаками, стало прохладно. Прислушиваясь к детским крикам вдалеке, Митос закрыл глаза.
Смертные считали детей залогом будущего и своего бессмертия. У Митоса детей никогда не будет. Никто не поёт написанных им песен, ни в одном музее не выставляют созданные им произведения искусства, ни один историк не пытался перевести истории, которые он писал на протяжении веков. Всё, что он когда-либо создал, было потеряно.
Впрочем, работы других тоже потерялись или потеряются. Поэзия, музыка, здания, история, искусство почти всё будет сметено вечно убывающими потоками времени. Всё исчезнет, кроме Игры. Подобно чудовищу Франкенштейна, Игра безумно бушевала, выйдя из-под контроля, и Митос знал, что в конце концов она уничтожит всех, даже своего создателя.
Детские крики звучали ближе, и Митос открыл глаза. Мимо него пробежали четыре мальчика, ясноглазые и смеющиеся. Митос смотрел, как они гоняются друг за другом вокруг фонтана, распугивая голубей.